Александр Громов - Менуэт святого Витта, Властелин пустоты

— Положи игрушку сейчас же! Будешь еще прятаться?

— Не-а.

— Сколько раз тебе говорить, чтобы не играла в эту дрянь? Будешь послушной девочкой?

— He-а… Ладно, буду.

— Ну тогда еще морошки возьми. Или пирожок.

— He-а. Пузо болит — слюнев объелась. Ба, а мы сегодня в лес пойдем?

— Джеймайма Энджела Пунн! — строго сказала Маргарет. — Сейчас ты умоешься, почистишь зубы и ляжешь спать. Понятно? Ночь на дворе.

— Не хочу спать! Не хочу! Деда, скажи ей! Дядя Стефан! Я не хочу спать!

— Накажу, — пообещала Маргарет.

— А мне неохота наказываться. Ну хоть немножечко погуляем, ба! Ну хоть до озера…

— Завтра погуляем, — сказал Стефан. — Обязательно. Я вам такие места покажу — ахнете! Только уговор: по дороге не разбегаться, а где скажу, там вообще от меня ни на шаг. Есть тут один участочек — мины еще с маннергеймовских времен под самым мхом. Насквозь ржавые, а на прошлой неделе один лось подорвался. Такая вот археология.

— Лось, говоришь? — Питер с сомнением посмотрел на остатки жаркого. Джеймайма пискнула от удовольствия.

— Лось, — сказал Стефан. — Что я вам, браконьер?

— Мне сейчас плохо станет, — морщась, заявила Маргарет. — Фу! Падальщик. Уж от кого, от кого, а от тебя никак не ожидала.

— Свежатина! — закричал, протестуя, Стефан, а Питер опять захохотал. — Нет, правда, чего ржешь? Какая тебе разница, от чего он помер, не от яда же. Я тогда руки в ноги и на взрыв побежал, думал — рыбу глушат. Мясу-то зачем пропадать? Ты мне лучше вот что скажи: тебя в твоем космофлоте хоть раз настоящим мясом кормили?

В споре выяснилось, что однажды все же кормили — тем самым твердианским крокодилом, существом флегматичным, не опасным и отчасти пригодным в пищу. Вот напитки на Тверди правда дрянь, зато какие местные девочки стол накрывали — это ж умереть можно!..

— Ну-ка, ну-ка, — сказала Маргарет. — Об этом, пожалуйста, подробнее.

— Пег, я абсолютно не…

Стефан засмеялся.

— А я тогда, честно сказать, глядя на тебя, в космофлот пошел, — признался Питер и потянулся за вином. — Пег, ты это брось… Я совершенно трезв. Да, о чем я? Ага. Я ведь надеялся, что мы с тобой в один экипаж попадем, а ты взял и съюлил с полдороги в кусты… Верно, Пег?

— Чего я никогда не мог понять, — заметил Стефан, — это почему у вас, англосаксов, Маргарет и Пегги — одно и то же?

— Съюлил в кусты!..

— Именно, — согласился Стефан. — И еще в деревья. В камни. В озера. И очень хорошо сделал, что съюлил. Я вот что думаю: как хорошо, что нас тогда из Канала обратно выбросило. Я крокодилов не люблю — что мне на Тверди делать?

— Это ты зря так думаешь. Отец как — здоров?

— Здоров, что ему будет. Вышел в отставку аж в шестьдесят, живет в Тарту. Мы иногда созваниваемся. Крепкий старик и упрямый. Все пытаюсь подбить его на мемуары, а он: «Кому это нужно?» — «Мне, — говорю, — нужно». — «Обойдешься», — отвечает. Для внуков он, может, и написал бы, а для меня ему не интересно.

— Ты второй раз так и не женился? — спросил Питер.

Стефан махнул рукой и едва успел поймать блюдо с рыбой.

— Одного захода хватило. Какой только глупости не сотворишь по молодости.

— За холостяков! — провозгласил Питер, поднимая стакан. — До дна!

— Что-то вы быстро спелись, — сказала Маргарет. — Он что, уже нажаловался?

— Ему-то грех жаловаться, — возразил Стефан. — Отбил вот, не спросив… В жизни не прощу! Дуэль!!

— А ты где был, когда я отбивал? — парировал Питер. — У кого отбивать-то было…

— А? — прищурилась Маргарет. — Что скажешь?

Джеймайма хихикнула.

— Э, так не пойдет! — закричал Стефан. — Что дурак был — да, согласен, он самый, а вот что слепой — извините! Все видел! Если не приставал к тебе, то только потому, что ждал, когда ты ко мне сама приставать начнешь!

— Нет, вы видели! — возмутилась Маргарет. Питер откинулся на спинку стула и заржал. — Каков фрукт! А знаешь, я тебя побаивалась тогда, на корабле: как же — сын капитана! в рубку вхож! А вот на этого совсем не обращала внимания, надоел он мне тогда до смерти…

— Спасибо, — поклонился Питер.

Вспомнили Ронду, Людвига и остальных, поспорив о том, кто на кого обращал тогда внимание и во что это вылилось впоследствии. Отбивая ладонями такт, спели хором «Контрабандные товары», потом Стефан спел «Грызет меня комар» и сорвал аплодисменты, а чуть погодя появился вареный лосиный язык, нарезанный ломтиками, и его с аппетитом съели, хотя казалось, что больше ни единой крошки впихнуть в себя не удастся. Отдышавшись, Маргарет сообщила, что непременно умрет на месте от разрыва кишечника, а Питер, нашедший место еще для стаканчика клюквенной, вдруг бодро заявил, что готов подумать о месте младшего смотрителя после выхода в отставку, чем привел Стефана в восторг. Была в этом какая-то особенная прелесть, которую могут оценить лишь старые друзья — сидеть за столом, наблюдая в окно катящийся по склону холма колобок солнца, и изводить время на вроде бы пустой треп, скрещивать выпады и контрвыпады, полностью забыть о здравом смысле, с неутомимой легкостью накручивая одну глупость на другую, и при этом чувствовать, что все трое абсолютно, безмерно счастливы и нет во всей Вселенной ничего, что могло бы помешать этому счастью. И не может такого быть.