Александр Громов - Менуэт святого Витта, Властелин пустоты

— Тьфу на тебя! — совсем не по-горски оценил его стилизацию Леон.

В ту ночь Умнейшему приснился безобразный сон: он стоял на краю обрыва, уходящего вниз на десятки мгновений свободного падения, а под ним был лес, один только лес до самого окоема, и где-то в этом лесу наверняка лежали деревни, невидимые, как невидимы снаружи ходы клещей-точильщиков в коре дерева вамп, что растет на Сиринге, невидимы — и нет их… Он пытался отшагнуть назад, но каждое движение, отражаясь от пружинящей стены за плечами, толкало его еще ближе к краю, за которым — он видел — лишь пустота и ужас падения. Тогда он замер, боясь пошевелиться, и знал, что все равно выхода нет, ужас можно лишь отсрочить и от падения в бездну никуда не уйти, потому что она — бездна…

Он проснулся, сел, долго мотал головой, прогоняя жуть. Сон живо напомнил случай из ранней юности, когда после детской бравады и пренебрежения опасностями он впервые до озноба испугался высоты. Все когда-нибудь случается впервые. Понятно, отчего нынче снится такое…

Междулесье жило голосами ночных животных. Робко шуршал в сухотравье кто-то безопасный. На пастбище шумно любились дракончик и дракошечка. Сегодня на небо выползли две луны, и было довольно светло. Улыбался во сне, чмокал губами Кирейн, смакуя снящуюся Тихую Радость; мерно, как заведенный, похрапывал Парис. Леон беспокойно спал на боку, завернувшись в обрывок вытертой драконьей шкуры, иногда вздрагивал во сне. Ему-то что снится? Наверняка та девка… как ее… Филиса. Что еще ему может сниться. Мальчишка — по существу, не столь далеко ушел от Тирсиса, как хотелось бы. Что из него получится, он и сам не знает, и это еще полбеды. Плохо, что он этого не знает, а должен бы знать.

— Спокойно, Зигмунд, — сказал себе старик неслышным шепотом. — Всё идет как надо. Медленнее, чем следовало бы, но все-таки в нужном направлении, а это главное. Тебе предстоит сделать много больше, чем тобой уже сделано. Справишься ты или нет — вопрос второй, но ты обязан хотя бы попытаться. Хотя бы.

Спокойно, Зигмунд.

Назавтра продолжилась та же скачка, гнали весь день и половину ночи. Утром третьего дня увидели горы. Над пологими увалами отчетливо выделялся срезанный конус Голи Покатой.

— Нам туда? — на всякий случай показал Леон.

— Точно. К яйцеедам.

Леон смолчал без особого желания. Вообще-то к яйцеедам не хотелось. Хорошие ребята, приветливые, но чересчур уж отсталые. Срам сказать: по праздникам их молодежь состязается в кулачном бою, а сказители всё больше врут про древние смертоубийства, кто кого и чем пришлепнул, женщинам у них должного почета нет, и вообще народ дикий. Иные за всю жизнь ни разу не пригубят Тихой Радости — не вызревают у них клубни.

Ближе к предгорьям снова пошел лес, низкорослый и не сплошняком, а отдельными островками — от одного до другого пока доплетешься, собьешь ноги и обгоришь на солнышке до пузырей. Воды мало, хлебные деревья так себе, брюквенных же и вовсе нет, в сладких грибах черви ходы роют, отчего гриб только слаще делается — да кто ж его есть будет! Людей нет, что и неудивительно. В таких краях жить можно, но не хочется.

Притомившиеся дракончики спотыкались.

— Скверное место, — поделился Леон своим мнением о Междулесье. — Пешком тут, наверно, не всякий гонец добредет, не то что мы.

Умнейший повернул к нему лицо, серое от пыли. Сверкнули глаза.

— Я через Междулесье второй раз верхом еду, а пешком ходил четырежды. — Не сказал — отрезал.

Леон уважительно промолчал. Вспомнилось давнее: когда всем миром гоняли убийцу, облаве пришлось зацепить край Междулесья, шли всего полдня, и то трое охотников свалились от солнечного удара, а один едва не умер.

Горы приблизились. Над Голью Покатой курился слабый дымок. Простым глазом различалось, что увалы не столь уж низки, как это казалось издали, а дальше, за первыми перевалами, за Голью Покатой идут уже настоящие горы: скальные стены, каменные осыпи на бесконечных подъемах, глубокие ущелья с быстрыми холодными речками, редкие деревни горцев-яйцеедов, а настоящего леса опять нет, и зачем горы нужны — неясно. Та же Голь Покатая — для чего дымит? Покойная старая Хранительница со всей серьезностью утверждала, будто на том месте, где сейчас встал горный пояс, миллиард лет назад зачем-то столкнулись два материка. Сказители поют иное: давным-давно, когда люди устали выдумывать себе врагов, неживое Зло устыдилось своей праздности и навалило на себя столько камня, сколько его было на всем Просторе, похоронив вкупе с прочим оружием непобедимый меч Синклиналь, и, вообще говоря, это больше похоже на правду. Какая такая Столица может лежать в горах, коли о ней не знают и яйцееды? Под горами — иное дело, там ей и место…