Андрей Васильев - Файролл. Снисхождение. Том 1

Или:

– Тебе нет дела до моих подруг и моей жизни вообще.

А то и совсем уже пиковый вариант:

– Как ты можешь быть таким равнодушным? С кем я живу, господи? Говорила мне мама…

И понеслась.

Впрочем, в моем данном конкретном случае все было проще, я располагал исходными данными.

– Что там? – я привычно уперся руками в поясницу и распрямился.

Ох! Шов-то еще побаливает.

– Падение посещаемости, – почему-то с гордостью сообщила мне Вика, и добавила:

– В наличии.

– Сильное? – изобразил озабоченность я, заранее блокируя возможное развитие беседы в стиле: «Это же наше дело, как ты не понимаешь? С нас же спросят».

– Шесть процентов, – брови Вики изобразили позицию «домик».

– Фигня, – сказал ей я, присел на диван и обнял ее за плечи. – Скажи мне, прелестное дитя, какой сейчас месяц?

– Январь, – ответила мне она, явно не понимая, куда я гну.

– Верно, – похвалил ее я. – Отдельно замечу – середина января. А теперь поведай мне, пару лет назад в середине января, чем ты занималась? Вот прямо в этих числах?

– Училась, – немного растерянно ответила мне Вика, после в ее глазах мелькнуло понимание.

– Молодец, сообразила, – я поцеловал ее в щеку. – И не просто училась, а сессию сдавала. Процентов тридцать нашей целевой аудитории – студенты, которым сейчас не до нашего издания. Да какие тридцать – я так думаю, все сорок, если не больше, их среди игроков больше, чем взрослых дядек и тетек. Игры – играми, а экзамены – экзаменами. Из игры не выгонят, а из института даже с платного могут турнуть.

– Ты такой умный, – протянула Вика, кладя мне голову на плечо. – А я такая дура.

Что-то она сегодня разошлась, бросает ее из плоскости в плоскость. Еще одна старинная уловка, знаю я ее. Хотя все равно приятно, когда тебя умным называют, даже если говорящий так и не думает.

– Это по молодости, – решил я не нарушать идиллию и сказать то, что ей будет приятно слышать. – Через пару лет наберешься опыта, меня за пояс заткнешь.

– Ты думаешь? – вопрос был задан с такой озабоченностью, что казалось, от правильности ответа зависит дальнейшее существование Вселенной.

– Уверен, – не менее важно ответил я. – Зуб даю.

– Кстати – да. – Вика встала с дивана. – Надо бы тебе к стоматологу сходить. И в парикмахерскую.

– Я там полтора месяца назад был. – С первым не поспоришь, а вот со вторым – стоило. – Я еще не зарос! И потом – зима на дворе, так теплее.

– Ну да, – язвительно заметила Вика. – Еще бороду отпусти, в ней ведь тоже тепло. Она от морозов защищает.

– Не люблю парикмахерские, – искренне сказал ей я. – В них неправильные зеркала стоят. Вот дома, в свое зеркало смотришься – и рожа не опухшая, и сам вроде не урод. А в парикмахерской как на себя глянешь – так выть охота.

– Завтра вечером сходишь. Или послезавтра, – поставила финальную точку в разговоре Вика и ткнула пальцем в диван. – А если нет, то я введу санкции. Какие – сказать, или не надо?

Была у меня хорошая реплика про импортозамещение, но ее в ход пускать было никак нельзя. Ее слова – это остроумие, оно не подвергается рассмотрению в другом ракурсе, а моя шутка всегда может быть принята за правду, и потом мне мало не покажется.

– Кормить прекратишь? – предположил я.

– И это тоже, – величественно произнесла Вика. – Иди, руки мой, ужинать будем.

– А что у нас сегодня? – повел носом я, радуясь уходу от скользких тем.

– Котлеты, – порадовал меня ответ, и я потопал в ванную, приговаривая:

– Котлеты – это хорошо!

Но в целом – она права, и это еще раз подтверждает правильность моих давешних размышлений о каком-то новом интересном для читателей проекте. Не на вот прямо сейчас, а на чуть попозже, на то время, когда как раз сессия кончится. И это все-таки должен быть не конкурс, их у нас и так полно, это должна быть качественно новая вещь, выходящая за рамки еженедельника. О! Появилась у меня одна интересная идейка, в принципе, не слишком и оригинальная, но забавная. Почему нет? Финансирование я под нее выбью без проблем, да и кое-кто точно на моей стороне будет, поддержит в этом начинании. Только я пока ее никому озвучивать не буду. Лучше я сделаю по-другому.

– Что, скучали по папке? – наутро я вошел в редакционный кабинет, открыв дверь с ноги. – А?

Для усиления эффекта я вытаращил глаза и обвел взглядом присутствующих.

– Харитон Юрьевич! – пискнула Соловьева, изображая радость.

– Напугал, черт такой, – проворчал Петрович, погрозив мне кулаком.