Альберт Валентинов: Дуэль нервного века

- Корнев Юрий Дмитриевич, работник министерства...

- Так, так. - Он помолчал, неглубоко затягиваясь. На лицо его набежала тень, но уже через секунду оно не выражало ничего, кроме участливого любопытства. Облокотившись локтем на стол, он глядел мимо меня, но я чувствовал, что ни одно мое движение не остается незамеченным. И ощущение опасности не проходило, пронизывая мозг и сердце. - Так как же могло случиться, Юрий Дмитриевич, что незнакомый человек проникает в вашу квартиру, без взлома замков, заметьте, и гибнет от отравления?

Я пожал плечами.

- Надеюсь, вы мне это и объясните. На то вы и милиция.

Это было здорово сказано, и я обрадовался, что с ходу нашел такой великолепный ответ. Значит, со мной все в порядке.

- Так, так, логично. - Он улыбнулся, ничуть не обидевшись. - Тогда прошу проверить личные вещи. Возможно, просто кража со случайным отравлением...

Вот это он зря. Мне даже стало неловко: совсем дурачком меня считает? Но правила игры здесь устанавливаю не я. И я ответил в тон, по-моему, очень натурально:

- Какие у меня ценные вещи! Часы - на руке, фотоаппарат, пара костюмов - кому они нужны? А потом, мне кажется, грабитель не стал бы оставлять на память свой труп.

Майор засмеялся. Видно было, что он понимал и ценил юмор. Я с пиететом отношусь к таким людям, принимающим шутку в любой ситуации, даже если она направлена против них. И мне стало легко и свободно. Обычно с работниками органов невольно чувствуешь себя скованным, даже если ни в чем не виноват. Так уж воспитаны у нас честные люди, особенно если они прошли страшную школу культа личности. Впрочем, за кем не водится мелких грешков, хотя бы в мыслях! Да и работники правоохранения у нас, как правило, суровы и непреклонны, находясь "при исполнении"... А тут - широкое добродушное лицо, сеть ранних морщинок, маленькие голубые глазки под белесыми бровями, быстрый московский говорок... Ни дать, ни взять душа-мужичок, какой имеется в каждом доме, главный активист на жэковских субботниках, с которым все жильцы запанибрата. Наверное, если бы не этот его распроетецкий вид, я не решился бы так лихо ввернуть про труп на память.

- Преступник свой труп и не оставлял. Он оставил труп своего товарища.

- ?!

- Их было двое.

У меня, очевидно, сделался здорово обалделый вид, потому что майор невольно улыбнулся. Но тут же нахмурился: почему-то мое удивление ему не понравилось. Будто я его в чем-то обманул. Все это длилось несколько мгновений, а потом лицо его снова стало профессионально доброжелательным. Только взгляд изменился - начали в нем проскакивать колючие звездочки.

- Пойдемте, Юрий Дмитриевич, я вам объясню. Пойдемте, пойдемте, на тело можете не смотреть.

Он мягко потянул меня в комнату. Пришлось подчиниться.

- Видите? На столе бутылка коньяка, ваза с яблоками и одна рюмка. Одна, заметьте. Все обставлено так, будто ваш гость, - я вздрогнул, и майор ободряюще похлопал меня по плечу, - ...будто ваш гость выпил в одиночку и почил в бозе. Только этого никак не могло быть, и вот почему: если коньяк отравлен, а я уверен, что это так, то больше одной рюмки он выпить не мог - яд быстродействующий. А судя по бутылке, здесь выпито больше, как раз на одну рюмку больше. Значит, надо искать вторую рюмку.

- Вы уверены, что это единственный вариант?

- Абсолютно. Не будь вы так расстроены, что вполне естественно, вам не надо было бы объяснять, что в случае отравления, если оно не нечаянное, может быть только два варианта - убийство или самоубийство. В данном случае нечаянное отравление исключается, отраву в коньяк подмешивают только с намерением. Самоубийство тоже отпадает: кончать счеты с жизнью не приходят в чужую квартиру. Разве что хотят довести до инфаркта заклятого врага, чтобы вместе направиться на тот свет, но этоуже из области фантастики. Поэтому...

- Поэтому ищите вторую рюмку, - согласился я.

Конечно, это был абсурд. С таким же успехом можно искать единственное антоновское яблоко в вагоне. Но не спорить же с милицией.

Майор пытливо взглянул на меня и сказал очень просто:

- Уже нашли. Она в буфете на кухне.

Он повел меня на кухню, держа за руку, будто я не ориентировался в собственной квартире. Ладонь у него была теплая и неожиданно мягкая. Я вдруг вспомнил, как в детстве, испуганный и трепещущий, плелся в угол за воспитательницей детского сада. Не помню, что я натворил, но в память врезался этот бесконечный мучительный путь. А на самом деле всего-то было несколько шагов.