Альберт Валентинов - Синяя жидкость

- Доброе утро, мистер Клаузен, - приветливо поздоровался этот непонятный человек. - Ваша комната готова. До завтрака еще час, и вы успеете искупаться. Мэри покажет, куда идти.

Из-за его спины выдвинулась миниатюрная брюнетка в джинсовых шортах и короткой голошейке, не закрывавшей загорелый животик. Она улыбнулась Тому, и он забыл обо всем на свете. Губы у нее были яркие, глаза блестели, на щеках играли милые ямочки. А главное, во всем ее облике сквозила какая-то не свойственная его знакомым девицам раскованность. Это не было модной сейчас вульгарностью. Просто чувствовалось, что эта юная особа отлично знает свое место в жизни и может быть верным товарищем - не подведет в трудную минуту. По привычке Том попытался отключиться, открыть какую-то заслонку в мозгу, чтобы перед мысленным взором хлынули картины - что ожидает эту чудесную девушку. И... не смог: испугался. По сердцу вдруг резанула тревога, что вот сейчас он узнает что-то ужасное и радость этой встречи померкнет, потому что ни предостеречь ее, ни помочь он не в силах. Том давно уже обратил внимание на одну странность: все знали, что он умеет правильно рассчитывать варианты будущего, но никто ни разу не внял его предостережениям, не попытался отвести грозящую беду. Том не знал, что испокон веков такова судьба всех, кто наделен способностью приоткрывать завесу времени. Еще великий Гомер обрек Кассандру оплакивать близких, поражение которых она заранее предвидела. Нет пророка в своем отечестве - этот вопль души вырвался у того, кто с ужасом осознал свое бессилие сломать устоявшиеся стереотипы в сознании современников.

Вода в бухте была превосходной. Свежей и душистой, будто в ней растворился цветочный аромат. Мари не купалась. Она присела на шезлонг, словно яркая бабочка, и с удовольствием наблюдала, как Том камнем уходит на дно и пробкой выскакивает на поверхность, вертится в воде колесом, плывет со сложенными за спиной руками, демонстрирует другие чудеса акробатики. А уж он старался... Но вот раздался гонг, и Мэри сразу посерьезнела.

- Мистер Клаузен, пора переодеваться к завтраку.

- Да мне не во что, - простодушно сказал он. - Меня взяли в чем был.

- В своей комнате вы найдете все, что нужно.

Том только покрутил головой. Ну и ну - переодеваться к завтраку. Он, конечно, читал об этих привычках аристократов, но и подумать не мог, что попадет в их число. Может, на обед его смокинг заставят одеть?

Хорошо бы знать, как он выглядит.

Завтракали вдвоем. Темнокожий слуга в ослепительно белом костюме бесшумно подавал на стол типично американские блюда - бокалы с ледяной водой и грейпфрутовым соком, джем, блинчики, яйца всмятку. Исключение составляли только какие-то диковинные фрукты, названия которых Том не знал - их желтая мякоть имела вкус перезрелой дыни. Под конец на столе появился невыпаренный кофе, который можно было пить только с водой - глоток кофе, глоток воды. Миниатюрная Мэри обнаружила отличный аппетит.

После завтрака она закурила сигарету и сказала:

- Мистер Клаузен, теперь начинается ваша работа. Первым делом - медицинское обследование. Ничего страшного нет, хотя и приятного тоже мало. Главное, относитесь ко всему спокойно, а если сможете, то и с юмором. И не вздумайте от чего-либо отказываться, - лицо ее сделалось на миг озабоченным, но тут же на нем заиграла прежняя улыбка. - Все будет хорошо, уверяю вас.

Том и сам знал, что все будет хорошо. Для этого ему не надо было даже напрягать внутренний взор. Он просто знал, что наступили самые счастливые дни его жизни. Судьба, до этого преподносившая один удар за другим - разорение и смерть отца, долгие годы в нищете, вынудившие его сызмальства искать работу, увольнение из аэропорта, - вдруг подарила ему счастливый отрезок времени. Но Том знал и другое - это ненадолго. Потом наступит полоса испытаний, а за ней... Дальше он не мог проникнуть в будущее, но чувствовал, что его судьба будет зависеть от него самого. Поэтому он безмятежно отправился на обследование, о котором Мэри почему-то говорила так неопределенно.

...Мэри пришла к нему вечером, присела на край кровати, осторожно погладила по голове. Том не пошевелился.

- Бедняжка! - сказала Мэри, и голос ее дышал теплотой. Очень плохо, да?

Том застонал, не отрывая головы от подушки. "Очень плохо", "Скверно", "Ужасно" - никакие слова не могли даже приближенно выразить, что с ним сегодня сотворили. И совет Мэри относиться к происходящему с юмором, казался теперь недоброй насмешкой. Его взвешивали, осматривали, обмеривали, простукивали, брали на анализ кровь и кусочки тканей из разных частей организма. Его облепили датчиками и крутили на центрифуге так, что тело разрывалось на части, а потом раскачивали на огромных качелях, где он постоянно висел вниз головой. Его топили в ванне с густым рассолом и запирали в паровую камеру, где он похудел на шесть фунтов. Его положили в барокамеру и имитировали перепады давления с морского дна до вершины Эвереста. Его били внезапной вспышкой света по глазам и стегали электрическим током. Его растягивали на резиновых полотенцах и... он уже не мог вспомнить всего, что вытворяли с ним молчаливые сосредоточенные люди в белых халатах. И постоянно его взвешивали, обмеривали, брали анализы. У него не осталось, кажется, квадратного миллиметра кожи, свободного от уколов или щипцов. Уже под вечер его, донельзя замученного, заперли на полтора часа в звуконепроницаемую камеру, и это было самой страшной пыткой - в абсолютной тишине Том потерял представление о времени и пространстве, не мог различить, где верх, где низ, где правая сторона, где левая. Все это время он провел, скорчившись на полу, в уголке камеры, полумертвый от непонятного ужаса.