В. Бирюк - Урбанизатор

Я уже говорил о странной для меня доверчивости здешних жителей к письменному слову. Ещё страннее восприятие изобразительного материала. Детские рисунки или игрушки ими вполне так и понимаются — выдумка, игра. А вот продукция качественная кажется истиной. Будь то вытянутые, непропорциональные фигуры на иконах, единообразные изображения доспехов на миниатюрах. При том, что «портрет» — отнюдь не новизна. Ярослав Мудрый с семейством на фресках Киевской Софии, Всеволод Большое Гнездо на иконе Дмитрия Солунского… Узнавание, «истинность» скульптурного портрета конкретного персонажа, вызывало ощущение истинности и изображаемой ситуации.

Не имея технических возможностей зафиксировать изображение событий, я использовал таланты моих людей, например — визуальную память. И сочетал с другими, например — способность гармонически соединить разные изображения. Достоверность в отдельных деталях создавало впечатление достоверности в целом.

Через несколько лет наши фигурки стали обычным элементом интерьера всякого приличного русского дома. Признаком процветания. И «окошечком» в иной, внешний, новый мир. Где живут разные звери и люди. Которых с порога своей усадьбы, может быть, никогда в жизни и не увидишь.

«Всеволожский реализм» противостоял примитивизму или канонам фресок, икон, заставок книг. Заставлял множество людей в Святой Руси внимательнее всматриваться в окружающий мир. И многих «всматривающихся» — приводил ко мне.

«Портретность» фигурок породила множество «страшилок» об их использовании в колдовских ритуалах. Повсеместная уверенность в связи изображения и оригинала тому весьма способствовали. «Воевода фигурку твоего господина разобьёт — твой господин гноем истечёт» — звучало повсеместно и неоднократно. Бывали смельчаки, которые и жизней своих не жалели, дабы добраться до моей коллекции «скульптурных портретов». Бывало — немалые деньги предлагали. Кто — за свои изображения, кто — за соседские.

Главное: уверовавшиеся в моём колдовстве, во власти над их жизнями посредством изображений — опасались и вели себя приличнее.

Что говоришь? Нет, девочка, это позднее. И «Иисус и двенадцать апостолов», и «Блудница и двенадцать мужчин» — композиции куда более позднего времени. Когда мы уже и «гжель» хорошую делали, и краски добрые имели.

Кроме вывертов эстетики, Горшеня с разными здешними жидкими глинами работать пробует.

Я уже рассказывал: горшок надо сделать водонепроницаемым. Основной способ: горячие горшки окунают в приготовленную в корыте холодную жидкую мучную «болтушку» (два фунта ржаной муки на ведро воды), быстро поворачивая горшок. Под воздействием жара «болтушка» сгорает, оставляя на стенках сосуда темные округлые пятна и живописные разводы.

Живопись, оно, конечно… Разводами. Пока — не «налетают». Ну и ладно, но поры в керамике — залепляются.

Сейчас Горшеня пробует ангобирование — покрытие жидкой глиной: до обжига покрывают белой жидкой глиной, поры горшка заполняются — водонепроницаемость обеспечивается. Ещё бы и роспись добавить…

Тут Горшене советовать… Что толщина ангоба должна составлять около 3 мм — он и сам знает: толстый слой — отскочит при обжиге, тонкий — может исчезнуть.

Вот насчёт добавки поташа для придания ангобам приглушенного блеска — это я удачно выпендрился.

Ярилин овраг дал нам примеры разных здешних глин. Выберет подходящую — будем искать по округе.

И, конечно, уже опробованный в Пердуновке прогрессизм: чернолощеная посуда. Обгоняем будущую Москву на три века.

Чернолощеные сосуды с блестящими аспидно-черными стенками — парадная посуда рядовых горожан, издали походит на дорогую металлическую.

Думаю, здесь будет сходно, спрос должен появиться — статусно. Но трудоёмкость…

После формовки на гончарном круге — просушивают, наводят лоск костяными лощилами. Загружают в печь и обжигают. По окончании — добавляют смолистое топливо (щепки, смоляная пакля, береста), отверстия в печи замазывают. Топливо тлеет, оставшийся не окисленным углерод оседает на стенках сосудов черной графитовой пленкой, блестящей на подлощеных участках.

Ещё попробовали вариации «муравления»: солью, растолчённой и просеянной в мелкий порошок, посыпают изделия, предварительно обмазанные мучным клейстером. Можно крутым соляным раствором обливать. Потом всё это обжигают за один раз. Соль превращается в пары, садится на изделия. Где она сядет, глина с солью образует легкоплавкое соединение, род стекла — мурава.