Людмила Козинец: Разорванная цепь (Сборник)

Громницею в руке покойника горит над миром, над Бабьим Яром…

…Бледность вдруг залила лицо сидевшей напротив меня кордебалетной девочки. Судорожным глотком задавила крик костюмерша.С круглого лица Вадика вмиг исчезла улыбка. Они смотрели на что-то за моей спиной. Не спеша испугаться, я медленно обернулся.

В проеме открытой двери,как в раме,стоял человек.Наверное, это был кто-то из тех,что остались коротать ночь в студии- кому же еще быть- но узнать его было невозможно. Не хотелось его узнавать, невозможно было вглядываться в его лицо.Он воспринимался весь сразу, как некий знак, как страшный, знакомый символ.

Узкие высокие сапоги,начищенные до зеркального блеска. Зловещая черная форма с хищным,распластанным на груди орлом. Витой серебряный погон. Руны в петлицах. Неживые, восковые пальцы лежат на расстегнутой кобуре. Другая рука сжимает стек. И на заносчиво вздернутой тулье фуражки- наглая адамова голова.

И…нет лица за этой формой. Нет лица. Только — жест: неторопливо пальцы оторвались от кобуры, поймали шнурок, вставили монокль…Словно холодный глаз циклопа глянул в душу.

Он обвел всех взглядом упыря.Уронил несколько резких, лающих слов. Сделал пару шагов вперед.Уверенных, хозяйских. Еще помнит Киев эти шаги…

— Ну, ты даешь,старик,- хрипло выдавил кто-то.

За столом опомнились,шумно, неловко завозились,старательно отводя взоры от этого мрачного персонажа нашего маленького карнавала.

— А за такие штуки морду бьют,-безадресно сказал Саша.

— С-с-скотина.Пойдем, хлопцы, отсюда.

Все поднялись,высыпали на площадку,разобрали сигареты,устраивались кто где, даже у ледяного,дрожащего под порывами ветра окна,лишь бы подальше, инстинктивно подальше,от двери в студию, где оставался он…Один.

Почти не разговаривали, прислушивались, невольно прислушивались к каждому звуку, но ни шороха, ни шага, ни скрипа…А потом, когда сигареты дотлели, двинулись- все вместе, все, кто был этой вьюжной ночью в пустом и гулком здании нового телецентра.

…Он лежал на полу, весь- и надраенные сапоги,и черный мундир, и перчатки, и монокль, и стек- плоский и темный, как кусок грязи. Фуражка откатилась далеко в сторону.На груди, на черном мундире белел листок бумаги, вырванный из школьной тетради в клетку. На нем печатными расплывающимися буквами написано: «Предатель».

…А ветер, предрассветный неистовый, стонал над городом, проваливался в теснины оврагов, ломал ветви, швырял пригоршнями снег, нес хлопья света и тьмы туда, где громницею в руке покойника горит над миром, над Бабьим Яром исполинская свеча телевышки…

— Ну-с, в некотором царстве, в некотором государстве жил-был Король.

Судари мои, что про Короля долго рассказывать? Он вам всем хорошо знаком, и привычки его известны- сказок вон сколько понаписано. Нормальный такой Король, среднестатистический. И занятия его обыкновенные — войны, интриги, заговоры… Самые королевские занятия.

Но человеческой жизни тоже хочется.Подумать только- править без отдыха и срока. От забот голова болит и нервная система портится.

И когда желалось Королю сбросить, так сказать, «шапку Мономаха», то бишь корону свою веницейскую,удалялся он в угловую башню древнего родового замка. И садился у высокого окна,оплетенного дикими розами и душистой жимолостью. И смотрел он вдаль- на лесок веселенький,на речку с лебедями,на поле зеленое, на маленький городок под черепичными крышами,что мирно дремал где-то аж у самого горизонта.И фантазии странные посещали Короля…то ли котенка пушистого погладить,то ли вот взять и сонет сочинить или там рондо.Тогда и вспоминал Король про Прекрасную Огородницу,которой,случалось,слал депеши белым голубем. Телефона в замке не было, а в лачужке Прекрасной Огородницы и подавно.

А Прекрасная Огородница жила-была тихо и скромно. За грядками ухаживала, зелень на рынок носила, в церковь ходила, а по вечерам вышивала и пела. Но глаза ее нет-нет да и обращались в сторону еле видимого отсюда шпиля башенки родового королевского замка.Ждала белого голубя Прекрасная Огородница…

Ждала-ждала, и уж совсем отчаялась, а тут птица с неба прямо в руки порх! «Гули-гули,Прекрасная Огородница,Король, государь наш, видеть тебя желает».

Старик-отец на голубка глянул и лицом посуровел:

— Опять,значит? Неуж пойдешь? Ох, девка, шла бы замуж!

Матушка голубка увидела и слезами залилась:

— Опять,доченька? Да и за что ж тебе судьбина горькая?Видать,планида твоя такая…Так ты уж, коли так,расскажи Королю-батюшке да упроси милостивца. Да гордыню-то свою умерь,в ноги бухнись!