Ник Саган - Рожденные в раю

– Интересно, есть хоть что-нибудь, чего ты про меня не знаешь? – спрашивает она.

– Да, очень многое.

Ты довольно ухмыляешься, на самом деле тебе пришлось столько узнать про стольких людей, к тому же за очень короткий срок, что в голове у тебя настоящая каша. Тогда она принимается выдумывать каверзные вопросы, чтобы проверить, что ты знаешь, ты отвечаешь на три из пяти. Ты не знаешь ее счастливое число, но что особенно прискорбно, не знаешь ее день рождения. Ты-то думал, что в январе, а оказалось, что нет, приходится извиняться.

– Наверное, памятью я пошел в отца, – объясняешь ты, она смеется и говорит, что все это чепуха.

– Ну что такое мой дурацкий день рождения по сравнению с сегодняшним днем? Днем, когда ты освободил меня, первым днем с тобой?

– Мы можем теперь отмечать каждый день, проведенный вместе, – отвечаю я.

Она улыбается, ее улыбка словно лучик солнца. Она жмет на тормоз, чтобы объехать груду скелетов, загородившую дорогу. Просто удивительно, до чего мы бесстрашные. Если бы трупы были свежие, наверное, было бы страшновато, но эти люди умерли задолго до того, как мы оба родились. Запах смерти давно выветрился, теперь они не страшнее, чем скелет в классе биологии или в траншее при раскопках. На скелетах рваная одежда. Синтетика сохранилась, а бедолаги, носившие натуральные ткани, лежат теперь голыми, их одежда давно истлела. Лоскутки треплет ветерок, словно скелеты приветствуют вас, помахивая флажками.

Преодолев препятствие, Пенни оглядывается через плечо, едешь ли ты за ней. Ничего особенного, но ты понимаешь, что она слегка нервничает.

– Теперь нас могут спасти только мозги, – улыбаешься ты. – Нам нужно перехитрить их и перегнать.

– А может, перестрелять?

Ты смеешься и говоришь, что до этого вряд ли дойдет дело. Возможно, они даже не захотят за вами гоняться.

– Надеюсь, ты прав, – говорит она неуверенно. – Думаешь, они еще помнят, что такое любить?

Когда прошел первоначальный шок, и меня оставило ощущение, что происходящее – омерзительный фарс, я обнаружил, что разговаривать с Симоной очень интересно. Ее воспоминания были такими же обрывочными, как мои. Я поступил очень недальновидно, стерев нашего учителя Маэстро, пропали многие ее школьные воспоминания. Однако кое-что мы все-таки помним, и благодаря этому мы снова почувствовали себя как в старые времена. Пандора добавила ей память о происходившем с нами после выхода из ГВР: ее восприятие реального мира, наш поцелуй, передозировку лекарств. Да, она поддельная, но она очень мало отличается от той девочки, которую я помнил, и я в состоянии не обращать внимания на эту разницу. Мы разговаривали с ней несколько часов, так много нужно было нам обсудить.

Мы разговаривали, и в глубине души я опять и опять вспоминал о Пандоре. Она потратила столько сил и времени на то, чтобы воссоздать женщину, которая никогда не была ее подругой, она была ее соперницей. Она вернула Симону, надеясь помочь мне. Смерть Симоны была самой тяжелой моей потерей. Теперь, когда она родилась заново, может быть, я снова смогу жить. Может быть, мне станет интересно работать с Пандорой и ее друзьями, захочется вместе с ними преображать этот мир.

Этого не случилось. Даже поговорив с Симоной, я не захотел примириться ни с Исааком, ни с Вашти, ни с Шампань. С другой стороны, к моему величайшему удивлению, я начал теплее относиться к этому миру.

Вот что произошло.

Во-первых, появилась Симона. Я любил ее с шести лет и до самой ее смерти, я носил в сердце эту потерю как воспоминание о том, чего у меня уже никогда не будет. Она была моим наваждением в течение многих лет: блестящая, талантливая, прекрасная Симона, та единственная, с кем я хотел соединить свою жизнь.

Я переболел ею. Словно свалилось заклятие, я больше не чувствовал к ней того, что раньше. Я очень изменился со дня ее смерти. Я вырос. Безусловно, я был в восторге, что она вернулась в мою жизнь, я жаждал ее дружбы, но не более того, любви больше не было.

Я излечился.

Во-вторых, появилась Пандора. Сумасшедшая, она любила меня много лет, а я отвергал ее. Я делал это отчасти потому, что считал себя недостойным такой любви, отчасти потому, что в моем сердце, полном скорби по Симоне, не было для нее места. Я старался не обнадеживать девушку.

Без сомнения, у нее были причины, чтобы воскресить Симону, но она сделала это для меня. Из любви ко мне. Этот поступок – поступок самый чистый, самый жертвенный из всего, что она могла для меня сделать. Она так сильно меня любила, что попыталась вернуть меня к жизни и подарить мне счастье, рискуя потерять меня навсегда.