Ник Саган - Рожденные в раю

Она отводит тебя в главное здание. Ты разглядываешь стены по дороге – все эти фрески на мифологические и пасторальные сюжеты, связанные с Флорой, римской богиней цветов и весны. Три нимфы и духи природы прислуживают счастливой старушке Флоре. Как будто здесь вечная весна, даже если за окнами стужа.

Ты не слушаешь, что говорит тебе Шампань, тебе приходит в голову, что, может быть, она считает себя перевоплощением Флоры. Твое внимание привлекает гигантская хрустальная люстра австрийской работы, она разбрызгивает сотни сияющих, как алмазы, огоньков и цветных вспышек, преломляя свет сквозь хрустальные призмы.

– Я сказала, что Вашти хочет поговорить с тобой, но сейчас она занята, поэтому мне придется запереть тебя в гостевой спальне, пока она не освободится.

Ты бросаешь свои вещи на пол, чтобы освободить руки, и протягиваешь их ей.

– Что ты делаешь?

– Помогаю вам надеть на меня наручники, – объясняю я. – Поскольку вы мне не доверяете.

– В этом нет необходимости.

Ты пожимаешь плечами и подбираешь вещи с пола, потом идешь за ней по лабиринту залов и коридоров. Ты сравниваешь то, что видишь сейчас, с твоими представлениями об этом дворце.

Одна из дам сердца смотрит на тебя из-за угла, ты вознаграждаешь ее любопытство, вежливо приподняв шляпу, и идешь дальше приплясывающей походкой.

– Как называется твоя опера, Лулу? – спрашиваешь ты ее, но она тебе не отвечает, и ты проходишь мимо. Может быть, она и сейчас смотрит на тебя, но этого ты не знаешь, и ты не хочешь посмотреть ей в глаза.

– И много ты знаешь про нас? – раздраженно спрашивает Шампань.

– Немало, но, если честно, я многого уже не помню. Через некоторое время наступает информационное перенасыщение.

– Не бегай по залам, Катрина, – кричит она, заметив какое-то яркое пятно, быстро скрывшееся за углом. – Катрина!

Потом недовольным голосом спрашивает меня:

– Видишь, что ты наделал? Это из-за тебя они перестали меня слушаться.

– Возможно, вас не стоит слушаться, – предполагаю я.

– Ну, ты точная копия своего отца, яблочко от яблони, – говорит она, качая головой, видимо, выражая таким образом сожаление.

Она отпирает дверь, и ты заходишь в комнату с номером 360. Комната лучше, чем ты ожидал. Не особенно нарядная, но и не тюремная камера. Ты бросаешь чемодан на пол, скидываешь рюкзак на кровать и ставишь на диванчик своего лебедя, чтобы выполнить законы фэн-шуй.

– И сколько мне ждать? – спрашиваешь ты, на что она отвечает своим идиотским: «Посмотрим». Ты настаиваешь, и она, наконец, признается – несколько часов.

Значит, нужно закурить. Однако она выхватывает сигарету у тебя изо рта и конфискует зажигалку.

– Здесь не курят, – заявляет она.

Тогда ты говоришь ей, что отец считал ее красавицей. Что же с ней случилось, попала в автокатастрофу или что?

Пуля просвистела у твоего виска – так она на тебя посмотрела! Ты освободил ее от ее эго. Дверь с грохотом захлопывается, а ты удовлетворенно ухмыляешься.

Она запирает дверь, и ты падаешь в кресло-качалку, оплакивая потерю своего белого «Зиппо». Ты возносишь тихую молитву. Правда, по большому счету тебя это не волнует: в кармане у тебя полно зажигалок, ты можешь убедиться в этом, пересчитав их, перебирая их пальцами, словно игрок в покер. Четыре, пять, шесть, семь, восемь – все на месте, все работают. Тогда ты зеваешь, потягиваешься и закрываешь лицо волосами. Теперь тебя никто не видит.

Исаак не покидает палату интенсивной терапии, и я его понимаю. Остальные – Вашти, Шампань и я – собираются вокруг столика из нержавеющей стали, чтобы обсудить положение дел. Они пьют горячий шоколад, я только помешиваю ложечкой содержимое своей чашки, рассказывая, как мы с Маласи сумели вернуть Симону из мертвых.

– Я так и думала, что вы этим занимаетесь, – говорит Вашти. – Это действительно она?

– Трудно сказать, – признаюсь я. – Сначала мы создали виртуальное сознание на основе того, что делала и говорила в ГВР реальная Симона, потом соединили данные записей с ее жизненными показателями. Мы знаем, как реагировало ее тело, как химически отзывался ее мозг, когда она, скажем, впервые заинтересовалась Лазарем, но при этом мы не можем знать, что она чувствовала. Здесь мы можем только строить догадки.

– Разве могут поступки передавать чувства? – интересуется Шампань.

– И хорошо у вас получилось? – спрашивает Вашти.

– Ну, когда разговариваешь с ней, это та Симона, которую я помню, так что, думаю, у Маласи вышло неплохо.