Владимир Колотенко - Прикованные к тени

Я уверен!

Не задумываясь!

Не зря ведь люди извечно - так старательно и надрывно! - заняты поисками этого чертова эликсира бессмертия. Нет в мире силы, способной утолить жажду жизни... Вот и мы сломя голову бросились в этот омут, в постижение идеи вечной жизни. И что же? Понадобилось довольно много времени, чтобы осознать тщетность любых попыток достичь совершенства. И теперь у меня нет права на молчание. Отчего же мне не поведать и тебе эту историю?

- Слушай, Рест - это что за имя? - спрашивает Лена.

Я рассказываю.

- Мне однажды сказали: «Теперь ты мой крест! Теперь это имя твое», - продолжаю я. - «Крест?». «Ага - Крест. Хочешь коротко - Рест, хочешь мягко и ласково - Рестик...», - я хмыкнул: - «Ладно, Рест так Рест. Рестик - даже мило. Хотя, знаешь...». «А мне нравится: Рест! Как удар хлыста!». «Ладно...».

- А потом?

- И потом...

- Может быть, все-таки Орест? А по паспорту? - спрашивает Елена.

Она, я вижу, не совсем принимает этого моего Ореста и Реста, и даже Рестика. Мне, собственно, все равно. Юля тоже поначалу кривилась. А вот Ане имя нравилось. Она даже... А Тинка - та хохотала:

Орест... рестик...рест...

Ох, тяжел твой крест...

- Хочешь - Орест. Так, я помню, звали одного динозавра, - смеюсь я.

- А по паспорту? - настаивает Лена.

- Назови хоть горшком!..

Вот тогда-то Тина и выхохотала мою судьбу- крест оказался не из легких... Ее слова часто... Кто-то посвятил ей стихи:

«Тинн... Капля упала вверх, ударившись о небоскат.

Тинн... - ты льешься за нас за всех, плевать, что наговорят.

Ты - рыжее пламя гроз, отправленный вдаль конверт.

Слово на перенос, час слёз, немыслимый переверт...

Тинн - слово колоколам, бронзовым песням их.

Тинн - это приносит нам волны плавучий стих...

Твой голос как летний дождь - смоет всю пыль с души.

Мне - чуять руками дрожь. Прямо хоть не дыши.

Гром - голос твоей струны, шум огня - твоя речь.

Мысли из-за тебя вольны в пальцах проворно течь...

В эти мгновенья ты - выше всех, и нет над тобой господ...

Тинн... Капля упала вверх, ударившись о небосвод...».

Очень про нее все, про Тину...

- Как тебе?

Лена только улыбается.

Вот так - тинн... тинн... - по росинке, по капельке она меня и завоевала. Она просто стала моим камертоном: без нее - ни шагу! Карманный Нострадамус на каждый день! Мне не всегда удавалось разгадать ее катрены, но если мозг мой протискивался в их содержание, я просто млел от счастья: надо же! Осилил! И тотчас приходило правильное решение!

- Надо же! - восклицает Лена.

- Да-да, так и было! А настоящее мое имя... сама знаешь! Каждому ясно, что оно означает.

Итак, я рассказываю...

- Все началось, - говорю я, - с какого-то там энтероцита - крохотной клетки какой-то там кишки какого-то там безмозглого головастика... Он даже не успел превратиться в лягушку! Правда, потом из этой самой клеточки и родился крохотный трепетный лягушонок, который прожил всего-ничего... Тем не менее, мы за него ухватились. Как за хвост настоящей Жар-птицы! Мы будто тогда уже были уверены, что этот чертов Армагеддон непременно придет и к нам.

Так и случилось.

И эта гнусная никчемная война...

Прошло каких-то там тридцать лет.

Больше всего меня восхищали лекции Архипова. Многоярусный амфитеатр огромной аудитории, мы, будущие врачи и ученые, в белоснежных халатах. Я выбирал себе место в третьем ряду, открывал конспект... К сожалению, у меня не было с собой магнитофона, чтобы ни одного слова, ни одной интонации не упускать. Я был влюблен в лектора. Первое время меня просто охватило ошеломление: откуда ему знать, как закручена спираль ДНК и какими такими связями поддерживается эта спиралевидная нить? Меня возмущал и тот факт, что если размотать все нити, вытащенные из каждой клеточки моего тела, то ними можно несколько раз обмотать экватор. Как такое представить?! Меня это поражало и занимало всецело. Архипов, то и дело покашливая, прохаживаясь туда-сюда вдоль длинной светло-зеленой доски, все рассказывал и рисовал фантастические сюжеты из жизни клеток и тканей и целых систем, убеждая примерами из повседневности, что все это прекрасно соподчинено и успешно трудится на благо целого организма.

- Представьте себе огромную фабрику по производству...

Я пытался представить и уже ничего не записывал, но то, о чем он говорил, мне запомнилось на всю жизнь.

Иногда он стучал мелком по доске, а когда рисовал схему синтеза белка, использовал все разноцветные мелки, какие только были в упаковке. И весь, с головы до пят, был перепачкан этими мелками. Тогда он был похож на клоуна. Но его ярко-синие - лучистые, с прищуром - глаза были полны ума и серьезности. «Клетка, - говорил он, - это очень умно и серьезно. Она - основа всей жизни, и твоей и твоей» - при этом он мелком тыкал в грудь каждого нерадивого и засыпающего студента и о его нерадивости говорил открыто: