Цезарий Збешховский - Всесожжение

Мы все ходим по кругу, запутавшись в творении и автотворении. После года Зеро мы все стали закоренелыми демиургами, не существует силы, которая могла бы нас удержать от безустанной подгонки реальности к нашим представлениям, от творческой лихорадки, направленной главным образом на себя. Мы не знаем точно, что с нами происходит, никто не гарантирует, что мы это Мы. Мы создаём личностные сертификаты, сборники паролей и самого тайного знания, чтобы в критический момент подтвердить свою личность. Но всего этого может не хватить, потому что мы затронули основную (когда-то инстинктивную), онтологическую уверенность в том, что мы существуем и существовали в таком виде. Мы боимся, что во время очередного пересмотра колыбели, рейда через Вересковые пустоши или реинкарнации кто-то подменит часть нашего сознания или это случится по нашему, отменённому позднее приказу. Ведь по сравнению с членами Сообщества мы чисты, как слеза младенца.

Брендан даёт знак, пора выдвигаться в сторону Замка. Между машинами мелькают человеческие тени. Луиза молчит, переваривая мой хаос кислотами собственного порядка, забавно стряхивает плед и вкладывает масу в маленькую коробочку. Этот жест говорит мне обо всем – вернёмся к этому разговору, когда придёт подходящий момент. А если я вложил в её сознание слишком много себя, то не будет никакого разговора, никакого обмена мыслями. Максимум расписанный на голоса внутренний монолог, обмен взглядами, оживлённый и неожиданный, сравни обмену импульсами между правым и левым полушарием одного мозга.

Глядя на неё, я буду всматриваться в зеркало, меняющее пол в нескончаемом количестве отражений.

Лу проводит наш любимый эксперимент – вытягивает четыре случайные карты из колоды. Она улыбается при этом как заядлый азартный игрок и каждый раз показывает мне результат: дама червей, дама бубён, дама треф и дама пик. Вытянутые в такой последовательности, как бы она ни тасовала и не перекладывала карты (тянет из разных концов, вытягивает по очереди, тянет по две сверху и две снизу). Ничего не поделать с фатализмом этого мира. Так всегда: дама червей, дама бубён…

Грёбаные дамы!

– Какова вероятность вытянуть четыре карты именно в такой последовательности? – спрашиваю сонным голосом.

– Очень низкая, – она моргает несколько раз. – Меньше чем один к двумстам пятидесяти пяти тысячам, а я вытянула этот комплект тридцать раз с момента, как мы отъехали от паркинга. Этот мир полностью распадается, скоро каждая вылетевшая из ствола пуля будет попадать в центр мишени.

– Или рикошетом в лоб стреляющего, – я смотрю в розовеющее за нами небо. Со стороны Раммы начинает восходить солнце. – Тяни дальше. Посмотрим, как оно пойдет, когда будем проезжать френы.

Мы едем под защитой транспортёра Первого полка войск быстрого реагирования, который прибыл за нами из Сигарда. В небе проносятся автопилотные разведывательные дельтапланы, рассекают воздух во всех направлениях, используя линии антиполя. Брендан говорит водителям транспорта, что через несколько минут мы въедем на территорию, охваченную ночными боями. Он приказывает полностью закрыть и затемнить окна. Полная герметизация с автоматической регуляцией температуры на случай, если нас лизнёт щупальце термического пузыря. Машина подскакивает на полуразвалившемся покрытии, асфальт не выдерживает низких температур, хотя в это место угодили максимум обломки снарядов.

Вереница гражданских и военных машин резко обрывается у большого блокпоста, осаждённого взводом Death Angel – я узнаю тёмно-зелёные мундиры, рюкзаки с защитой и характерный твёрдый шаг андроидов. Они пропускают наш конвой, который трясётся, как будто едет по бездорожью Крутых гор, а не по самой большой автостраде страны. Вскоре мы въезжаем вглубь бомбардированного участка. Руководящий транспортом поручик Торрес информирует нас, что непосредственно автострада не пострадала, но она и без того обледенела и полопалась на участке длиной около десяти километров. Просит о подогреве машин и снижении скорости из-за гололёда.

В лучах восходящего солнца вижу зимний пейзаж. Обочина по правой стороне, насколько хватает взгляда, сияет искорками льда. Изморозь покрыла каждый стебелёк травы, каждый листик на дереве и каждый цветок. Все вокруг блестит отраженным светом солнца и с каждой минутой меняет цвет – становится всё менее розово-серым, всё более обретает белизну. Вижу машины, обездвиженные на дороге, пересекающей лес, покрытые стеклоподобным налётом постройки какой-то фермы, несколько пологих холмов, на которых замёрзли карликовые кустарники. А потом замечаю людей в километре отсюда (колыбель делает картинку чётче) – накрыло многочисленный отряд партизан. Они ехали по объездной с севера на нескольких позаимствованных транспортёрах и джипах. Должно быть, отстреливались от дельтапланов или вертолётов, так как повыскакивали из машин и целились вверх.