За верхним столом сидели четверо. Здесь были Томпсон и Хмык – высокие жилистые парни в серых сюртуках (у Томпсона новый, у Хмыка – с заплатами на локтях), затем Крот – мелкий и скользкий, с неприятно острым носиком, а возвышался над ними Олаф – самый заметный господин во всем здешнем обществе. Он выделялся абсолютно всем, а прежде всего – диковинной бородой: она была разделена надвое и окрашена в синий цвет. Каждая полубородка затвердела от краски и напоминала острую сосульку. Одет был Олаф в синие шаровары, остроносые сапоги и алый камзол со множеством золотых пуговиц: они крепились не только там, где пуговицам следует быть, а и в совсем неожиданных местах, скажем, на вороте и плечах. Олаф взирал на столы свысока, будто всадник на пехотинцев, поскольку восседал на бочке. Для мягкости крышка ее была устелена овчиной, а сзади приколочен огрызок другой бочки, образующий нечто вроде спинки трона. На нижней бочке слева имелся краник, из коего Олаф подливал жидкости себе в кубок, а справа – крючок, на котором висел взведенный арбалет.
Дополняли честную компанию два музыканта. Один играл на штуковине вроде арфы, только с плоской доской, а второй покручивал шарманку. Они пели про Джека, что очень любил свою Мышку. Джек грабил дилижансы, рискуя головой, и покупал Мышке платья да браслеты. В платьях да браслетах Мышка ходила гулять в город, там и встретила шерифа. Тот положил на нее глаз и стал охмурять, а Мышка ответила: «Не пойду к тебе, ясный сокол, больно Джека боюсь. Он лихой у меня, не моргнет – зарежет». Шериф отвечал: «Не робей, конфетка, Джеку будет управа. Ты мне только скажи…». Она сказала, и следующим днем Джек попал в засаду. И вот на галере он тянет весло, а сам думает…
Песню слушали ребята за нижним столом. Но из верхних лишь Томпсон иногда качал головой и хмурился, остальные не обращали на певцов никакого внимания. Крот вел рассказ:
– Ну, вы знаете, у меня шестая комната – особая. Пускаю туда только самых сладких девичек, а в стенке имеется отверстие. Ведет в седьмую комнату, там у дырки стоит стул. Ну, я и даю поглядеть за совушку.
Совушками называли глории – очень уж знатные глазища были у Праматери на монетке. Агатки именовались перьями, а елены – фонарями: по рисункам на обороте.
– Так вот, позавчерась один чинуш снял рыжую. А рыжая – девка ого, к ней, бывает, очередь стоит. Вот и тогда сидит один пузан, говорит: «Никого не хочу, рыжую дождусь». Я ему: «Поглядеть хочешь?» Он заплатил, пошли мы в седьмую. Усадил пузана на стул, он к дырке так и прилип глазом. А звук тоже проникает, я и слышу: тот чинуш что-то нашептывает рыжей. Прислушался получше – вот же стервец! Соблазняет рыжую уйти с ним насовсем! Говорит: «Будешь только моей, ничьей больше! Хочешь?» Она не дура, отвечает: «Ишь, какой смелый – насовсем! А деньги-то у тебя есть?» Он говорит: «Еще какие! Я не просто какой-то чинуш, я – кассир в банке Шейланда!» Рыжая: «Врешь, наверно. Одет простенько». Чинуш: «Это нам так полагается по форме. Но через мои руки знаешь какие деньги проходят!..» Тут я навострил уши. Вернул пузану его монетку и вытолкал из комнаты, сел сам слушать. Чинуш там, в соседней комнате, совсем разошелся: «Из нашей банковской точки каждую неделю две тыщи вывозят! Что ни неделя – то две тыщи! Говоришь, у меня денег нету? Это у меня-то нет?! Да ты со мной заживешь, как принцесса!»
Крот говорил с неприятным присвистом – из-за нехватки передних зубов. Двубородый устал от его болтовни и сказал:
– Так что? Короче давай.
– Ты слыхал, Двубородый, две тыщи каждую неделю! Вот что! И речь не о перышках шла, а о самых настоящих желтяках! Положим, чинуш приврал, и там не две тыщи, а одна, но все равно! С налету тыщу желтых можем взять!
Олаф потер правую бороду, что было признаком раздумий или легкого раздражения, и ответил:
– Банк Шейланда самый надежный.
– Двубородый, я пошел на ту точку и поглядел. Там стерегут всего пять рыл в железе. Соберем дюжину, налетим по-шустрому и все обтяпаем. Каждый возьмет по полсотни желтых, а мне сто, а тебе – триста.
– Дубина, – буркнул Олаф. – Банк Шейланда самый надежный потому, что честно платит мне мзду. У него нет проблем и у меня нет проблем. Кто сунется к Шейланду, свяжется со мной.
– Платит тебе? Неужто целых триста желтых? Верно, меньше!
– Не твое дело, сколько. Платит, сколько нужно. Ты понял меня?
– Но Двубородый…
Сидящий на бочке от злости взялся за левую бороду.
– Что но?
Крот опомнился:
Читать дальше