Нету моченьки, ведь скачем с полудня!"
А шишиги знай наяривают,
Мужиковый уд нахваливают...
Песня неожиданно оборвалась. Луня усмехнулся - дальше начинались самые срамные слова, да видать, не успели девки - кто-то из старших жонок прикрикнул на охальниц - мол, неча этакую стыдобищу светлым днем голосить!
На противоположном склоне оврага, в небольшом ельничке, темнеющем хвоей среди белого убранства зимнего леса, разглядели зоркие глаза Луни и идолов рода - богов, предков, звериные и нелюдские черепа. Стало быть, в ельничке теперь новое святилище рода. Основательно и крепко сели роды в Сырых оврагах, и выкурить их отсюда не удасться никакому Любо!
Путников заметили - суетившиеся меж землянок бабы, старики да ребятишки, открыв рты, смотрели на восставших из мертвых, по их мнению, Шыка и Луню. Слышались радостные крики, приветствующие возвратившихся не иначе как с того света родичей. Вскоре добрая весть разнеслась по всему поселению родов.
Шык, Луня, Зугур и Фарн к тому времени уже спустились вниз, и их обступила толпа. Луня только успевал поворачиваться, отвечая на приветствия, обнимаясь с родичами и кое-как отказываясь от предложений сейчас же идти в гости и к этим, и к тем...
После долгих странствий по безлюдью путники едва не очумели от мешанины улыбающихся, говорящих, кричащих и визжащих родских лиц. Наконец сквозь толпу к ним протиснулся извещенный о приходе путников вож Бор вместе с воеводой Сколом.
- Ну, зраве будте, гости дорогие! Уж и не чаяли вас на этом свете повидать! - улыбаясь, пробасил вож и по родскому обычаю троекратно обнялся со всеми.
- А ну, роды, осадите! - рявкнул на соплеменников, сдерживая улыбку, воевода: - Им щас не до вас, вона, на ногах еле стоят. Шык, тащи своих в баньку, очищать тела да души, а потом уж и за стол!
Долго, о-очень до-о-олго мылись, парились и грелись в жаркой, полной духовитого пара парной путники, отмякая и нутром, и наружью. Скинув в предбанничке одежду, они нырнули в клубившийся теплый полумрак, размахивая выданными стариком-банщиком Сипом вениками. Сам же Сип, закинув в банный очаг несколько поленьев, хотя там и так полыхал целый пожар, деревянным своим посошком брезгливо подцепил вытертые, воняющие козлиные шкуры, что поскидали второпях путники, и зашвырнул их в огонь - не хватало еще, чтобы нашатавшиеся и набродившиеся вдоволь по чужим землям люди занесли в род заразу и мелких телесных тварей. А так Знич сожрет все, без остатка, ему, богу жаркого прирученного огня, только дай!
Святое дело для родов - баня! Ею и больных исцеляют, и усталость снимают, и ворожат в густом, жарком пару. Да чего там, почитай, каждый род на свет этот появился тоже - в бане! Конечно, есть в бане и свой хозяйчик баенник, видится он родам мелким, плюгавым дедулькой. Если с баенником не дружить, может и смертью отплатить за неподчтение банный дед. Поэтому и зарывают под порог каждой отстроенной бани черную курицу, причем не резанную, а задушенную - баенник принимает только такую жертву...
Напаривший, Шык с Луней, а глядя на них, и Зугур с Фарном с гиком вылетели из баньки и нырнули в пушистые, обжигающие сугробы. От их раскрасневшихся тел валил пар, снег вокруг плавился, растекаясь струйками воды - хорошо!
Банька, возле которой валялись в снегу путники, стояла на отшибе, подальше от сторонних глаз, в осиновой рощице, и место это было выбрано не случайно - осина хоть и ломка, не имеет крепости дуба или гибкости сосны, но зато живет в этом серебростволом дереве великая сила, сила лесов, откуда вышли все люди, недаром погань вроде упыря или оборотня надо обязательно осиновым колом проткнуть, чтобы он дух испустил.
- Ох, теперь-то я знаю, отчего вы, роды, такие крепкие - огнем да водой калитесь, как мечи! - проорал подпрыгивающий на снегу Зугур. Вагас, единственный из четверых, не нырнул в сугроб, а приплясывал рядом, и уже начал замерзать на зимнем ветру.
- Чеши назад, грейся! - крикнул ему Шык: - А мы ещё поваляемся - уж больно баса велика...
Фарну, в отличии от Зугура, банные дела пришлись очень даже по душе. Он радостно хохотал, закидывая свое мощное, словно из мореного дуба вытесанное тело, снегом, и Шык еле-еле выволок этроса из сугроба - долго все ж нельзя, студа в глубь нутра проникнет, и уже не польза, а вред получиться.
После бани, напившись кваса с давленной клюквой, облачившись в чистое, белое-белое льняное исподние, путники развалились на широких лавках, вяло переговариваясь. Тут прибежал вожев дружинник, позвал всех в дружинный балаган - трапезничать и говорить - вож собирал Совет рода.
Читать дальше