Никита Чирков - Вектор - Послесловие

Он не произнес больше ни слова, позволяя ее эмоциональной оголенности успокоиться. Чмокнув Атию в лоб, Горди направил весь свой интерес к главному компьютеру, на экране которого продолжала строиться мозаика Вектора. Атия хотела бы ему рассказать сейчас, что поднятая вновь тема была уже день назад ей вновь обдумана. Сказать ему, что есть человек, непростой человек, чувства к которому понять ей крайне трудно, но это тот случай, когда ей хочется, искренне хочется, чтобы был шанс на простейшее для многих, но сложнейшее для нее действие в виде взаимных романтических отношений. Глупо, думала она про себя, не девчонка же она вестись на такое, но в ее молодости подобного она была лишена, так что тут выходит некая компенсация. Разумеется, сейчас судить трудно, возможно, ничего и не получится вовсе, возможно даже, потом она будет жалеть, отчего сейчас не собирается строить великих иллюзий. Ей просто хочется рискнуть, поддаться тому, что именуется людьми влюбленностью: странная, глупая, немного наивная – но именно та, которой у нее за тридцать три года так ни разу и не было. И вот, взглянув на планшет, она прочла как раз то, что кажется сейчас таким особенным и личным, хотя вроде бы и ничего особенного.

Ты строга, но за этим кроется большое сердце.

Ты холодна, но глаза выдают твое тепло.

Могу ли я быть менее счастлив, не увидев тебя?

Могу, но не хочу, как и видеть завтра без тебя.

Ты, как более чистый воздух, даешь больше сил.

Ты – как истинная любовь, чуждая всем, но не мне.

Стихи это были написаны на удивление с большей заботой и вниманием к точности мысли, нежели любые другие для предыдущих женщин. Хью было сложно это понять, но каждая мысль об Атии каким-то необъяснимым образом была равна легкому допингу, причем, что парадоксально, именно эти чувства к ней ощущались самыми честными и естественными, можно даже сказать – девственными. Сейчас он смотрит на экран, видя, как она прочла последние стихи и ничего не отвечает, но это не расстраивает нисколько: тут он почему-то уверен в положительном принятии его инициативы. Хью отложил свой планшет, вернувшись в реальный мир, как только к нему подошел Клим.

– Ты закончил свою поэзию?

– Я даже толком не начал. – Поднявшись со стула в оружейной, встал с ним в один рост. – А как ты…

– Ты подтвердил мое предположение, – спокойно сказала Клим, держа руки на груди, – надеюсь, ты не забываешь про границы.

– Она могла меня заблокировать, но этого не произошло. А так я верю в то, что делаю ее день чуть краше и чуть приятнее. К тому же стихи еще никого не убивали, так что, отвечая тебе наперед: нет, я ей не мешаю.

– Пока не посчитала тебя преследователем или маньяком.

– Вот же сухарь, ничего в тебе романтичного не осталось, братан! Это любовь, за нее надо драться, за нее надо даже страдать! Как тебя вообще Елена терпит с детьми? Ты когда последний раз удивлял неожиданным подарком? – Клим не ответил. – Вот именно, а еще меня судишь!

– Мы с ней не дети, уже давно научились жить по определенным…

– Все, харе, братан! Я серьезно – чего тебе стоит позвонить ей? Услышать голос, порадоваться, сделать ей приятное? Да, вы взрослые люди, вы оба трудоголики, которые еще двух детей настрогали, – но-о-о-о, как бы так сказать… Вы тоже люди, чувствовать – это нормально.

– Лишние мысли могут отвлечь. Ты забыл, что находится внутри Сферы?

– Как раз из-за этого, друг мой, – бодро и громко начал Хью, – учитывая все риски и опасности, как и наши условия работы, я бы советовал тебе, как и любому, пообщаться с семьей и близкими, пока есть еще такая возможность. А то любой миг – и ты знаешь, как это бывает.

Хью сказал это уже более серьезно и вкладывая определенный посыл. Чуть погодя, после кратких раздумий, Клим, кивнув в знак согласия, хлопнул напарника по плечу и, развернувшись, отправился в отсек связи. Хью же решил крикнуть вслед:

– Передай от меня там всем привет!

Клим быстро оказался в рубке связи, расположенной по соседству с оружейным блоком. Он собирался занять одну из трех кабинок вдоль правой стены, изолированных от окружающих. Ближайшая к нему была открыта, внутри мало освещения, там монитор, микрофон, камера и клавиатура. Плотные створки двух других были закрыты, а у центральной, над панелью сбоку, горел огонек блокировки. Равно как и быстрая оценка безопасности окружения, блокированная изнутри дверь отвлекла его внимание на достаточное мгновение, чтобы остановиться именно в тот момент, когда створки открылись. Там, с трудом скрывая боль и слезы, сидела Света.