Алиса Буйских - Петля Мёбиуса

Нита хотел рассказать про вчерашнее происшествие в лесу, но вспомнил о своём обещании старосте и промолчал.

– А вот ещё говорят: в такие грозы, если кто умрёт, его ма́рра сразу к себе забирают, – продолжал Аким.

– Да, или если родится кто, этот тоже не жилец, сразу же их будет, – со знанием дела подтвердил белобрысый Самон.

Из леса послышался протяжный стонущий вопль. Мальчишки вздрогнули.

– М-м-ма́рра, – бледными трясущимися губами произнёс Гапа и, прикрыв уши руками, засунул голову между коленями, едва не ткнувшись носом в землю.

– Ну, кто умрёт – он всё равно их будет. Не надо об этих. Ночь на дворе, – строго сказал Миха и подбросил дров в костёр. Пламя взметнулось яркими всполохами, брызнув вверх огнистой гроздью искр.

Все замолчали. Ночь была звёздная, безоблачная и прохладная после жаркого летнего дня. Густые заросли камыша у воды шелестели на ветру глухо и тоскливо. Снизу от реки размытыми полосами поднимались похожие на дым клочья тумана и ползли по лугу к лесу, где на фоне синеватого неба резко вырисовывались громадные ветви старых деревьев. Ветер слегка покачивал их в ломкой предутренней тишине.

– Миха, расскажи что-нибудь, – попросил маленький Гапа, он уже снова прямо сидел возле костра, с любопытством и восторгом заглядывая в глаза старшему.

– Расскажи страшное, – поддержал мальчонку Нита, глядя на светловолосого предводителя загоревшимися расширившимися зелёными глазами.

– Страшное? – ухмыльнулся Миха. – А не испугаетесь? Ночь ведь на дворе.

– Расскажи, расскажи, – запросили все.

– Ну ладно, расскажу, раз просите. Только, чур, не реветь, – строго произнёс он, глядя на Гапу и усаживаясь на толстый ствол дерева поближе к огню. Кто-то из мальчишек подбросил ещё дров в костёр, и тот разгорелся ярким жадным рыжим огнём, выхватывая из сгустившейся темноты взмётывающимися языками пламени поднятые лошадиные морды, которые, тут же опускаясь, пропадали во тьме.

– Про неназываемых все слышали? – Миха замолк, обводя внимательным взглядом своих слушателей.

Малыш Гапа сглотнул и закивал головой, сжавшись, словно стараясь стать ещё меньше. Остальные молчали, настороженно глядя на вожака.

– Неназ-зываемые… – запинаясь, едва слышным ломким голосом произнёс Тиша.

– А почему «неназываемые»? У них, что ли, имён нет? – шёпотом поинтересовался Гапа.

– Их имя произносить нельзя. Вот и неназываемые, – пояснил Миха. – Если скажешь, они в ту же ночь за тобой придут. И тогда уж ничего не спасёт. А сами они – такие высокие, костлявые, в длинных чёрных балахонах и с посохами, а из-под капюшона одни глаза сверкают. Такой как посмотрит, сразу испепелит, или заикаться начнёшь, или ещё что. Ходят они повсюду и даже у нас в городе, говорят, бывают.

– А ещё летать могут, – встрял в рассказ Аким, – такой как полетит, волосы и борода реют, плащ чёрный по ветру развевается, гром гремит и молнии. Жуть! Кто увидит, сразу умрёт.

– Ерунда всё это. Не так они летают. Я их видел… – Миха сделал паузу. – Да, видел, – продолжил он, насладившись всеобщим вниманием и страхом, – пошли мы вот так же с ребятами в ночное. Дело было лет семь назад. Я тогда ещё совсем мелкий был. Вон как наш Гапа сейчас.

Все посмотрели на мальчика. Он, казалось, даже дышать перестал и сидел, сжавшись в комочек, обхватив себя руками за плечи. Неожиданная тучка, появившаяся в небе, закрыла собой звёзды и только начавшую всходить над горизонтом луну, разом стало значительно темнее, даже костёр, возле которого они сидели, перестал весело потрескивать.

– Меня Тито, он тогда ещё в пацанах ходил, в лес за хворостом послал. Мне, конечно, страшно, малой ведь совсем, ночью в лес идти, а Бако, ну Бакон, теперь кузнец наш, вызвался со мной пойти…

Двое пареньков, один совсем маленький и тощий, будто тростинка, второй коренастый и плотно сбитый, точно увалень, вышли из света, отбрасываемого костром, и, осторожно ступая, чтобы не перепугать лошадей, стали пробираться к лесу, располагавшемуся совсем недалеко и казавшемуся отсюда тёмной громадой. Старые раскидистые деревья скрипели и потрескивали от пролетавших над ними порывов ветра. Кусты на опушке казались приготовившимися к прыжку дикими зверями. Только луна, бестрепетно взиравшая с неба, высвечивала робкую, заросшую травой тропинку, уводившую в чащу.

– Здесь всё вечером собрали, – угрюмо произнёс Бако, – пошли на полянку, он махнул рукой и решительно шагнул вглубь леса.