Генрих Аванесов - По обе стороны горизонта

Пришел товарищ Вальтер. Обычно он выводил расстрельные команды на работу. Увидев детей, он сразу понял, в чем дело. Подсел к ним, попытался сам расспросить их, но безуспешно, и ушел поговорить с более высоким начальством о том, куда девать детей. Вскоре он вернулся и сказал, что денек-другой им придется пожить здесь, а потом старшего отвезут в детский дом, а младшего отправят в только что открывшуюся специальную школу ВЧК, где будут учиться дети, родители которых погибли, защищая революцию. Молодая советская республика начинала растить своих янычар – людей без прошлого, которым она заменила собой и отца, и мать. Ей они должны были отплатить в будущем бесконечной преданностью.

Следы Петрухи Марфина на этом теряются. Разное говорили о нем. То ли погиб где-то под Москвой при разгроме очередной банды, то ли был отправлен в Среднюю Азию на борьбу с басмачами, а там и сгинул бесследно. Кто знает? Тем более неизвестно, что сталось с остальными участниками этих событий. Во всяком случае, никому из них не пришло в голову, что под крышей душного караульного помещения на короткое время пересеклись судьбы потомков двух старейших российских фамилий, случайно уцелевших в кипящем котле революции.

Дети же прожили в караулке почти месяц. К ним привыкли, да и они освоились здесь. Так что, когда, наконец, настал час расставания, не обошлось без слез. Взрослые дяди развезли их в разные места, куда указала Партия. Им предстоит стать героями невидимого фронта, патриотами, действующими в интересах своей страны, находящимися почти всегда по разные стороны баррикад. С ними мы еще встретимся, и не раз, в далеком на сегодняшний день будущем.

Утро было холодным, дождливым и серым, каким ему и полагается быть поздней осенью в Москве. Подстать погоде было и настроение, с которым я шел в школу. К третьему классу у меня сложилось стойкое отношение к школе как к неизбежному злу. Взрослые должны работать, а дети – учиться. Хочешь не хочешь – это обязанность, повинность, которую должны нести все и независимо ни от чего. За живыми примерами далеко ходить было не надо. К восьми часам утра наша пятикомнатная коммунальная квартира пустела. В квартире оставалась только одна старенькая бабушка. Ей уже не надо было ни работать, ни учиться.

Добраться до школы ученику младших классов было не так легко, как это может кому-то показаться. Мой путь пролегал через цепочку проходных дворов, которых в послевоенной Москве было предостаточно. За фасадами больших домов, обращенных к улицам и переулкам, прятались маленькие домики и домишки, зачастую с палисадниками и огородиками, дощатыми туалетами, жестяными умывальниками и собачьими будками. Сохранившиеся с незапамятных времен или построенные совсем недавно из чего попало, они были еще более населены, чем наши коммуналки. В них ютилось огромное число москвичей, среди которых, естественно, были и дети, с которыми у нас – детей из больших домов – шла постоянная, необъявленная, но от этого не менее свирепая война. Преимущества в ней были явно не на нашей стороне. Детей в домишках почему-то было больше, чем нас, да и организованы они были лучше, чем мы. Наверное, дело было в том, что мы все же жили менее скученно и оттого были более разобщены. Нас не хватало на то, чтобы идти в школу большой компанией. Вот нас и поколачивали поодиночке. Конечно, до школы можно было добраться другим путем – по улицам и переулкам, где было много спешащих на работу взрослых, и где нам ничто не угрожало, но такой способ решения проблемы всеми нами презирался, считался недостойным. Каждое утро, добравшись, в конце концов, до школы, мы наперебой рассказывали друг другу о своих приключениях по дороге, и это полностью оправдывало риск.

Так вот, утро для наших врагов было временем охоты, а ее предметом были мы, бегущие в школу и несущие с собой нехитрый завтрак, а иногда и мелкие деньги. Охотились они на нас, скорее всего, не от хорошей жизни. Многие из них, как, впрочем, и из нас, остались после войны без отцов. Матери с утра до вечера где-то работали, стараясь прокормить себя и детей, а дети сбивались в стайки и сами начинали искать себе дополнительный паек. Верховодили в этих стайках переростки – ребята, которым война не дала возможности начать учиться вовремя. Отстав от своих сверстников на несколько лет, они выделялись в классах ростом и силой. Им было неуютно садиться за парту рядом с малышней, и они отчаянно прогуливали уроки, поколачивали одноклассников, составляя при этом специфическую школьную элиту. Все это я, конечно, узнал и понял гораздо позже, а в то утро я просто шел в школу, хорошо зная, что меня может ждать по дороге.