Анастасия Соколовская - Режим Тишины. Маятник

Глава

2.

Не

беги

«Одно и то же в нас живое и мертвое,

бодрствующее и спящее, молодое и старое.

Ведь это, изменившись, есть то, и обратно —

то, изменившись, есть это.»

Гераклит

– Прошу встать, суд идет!

Худенькая секретарь выкрикнула эти заученные, казенные слова хрипло и устало, не глядя на собравшихся в зале. Они не заполняли его пустоту. Да, особо и не старались. Прокурор в черном кителе, с практически седой головой и стылыми, рыбьими глазами. Он и сам похож на акулу, этот мужчина, раз за разом присутствующий на судебных заседаниях, где разбирали дела о нарушении режима государственной тайны. Возможно, он даже получал от этого удовольствие – смотреть в глаза загнанному в угол человеку, посягнувшему на знание, которое не должно выходить за рамки секретности, медленно и лениво цедить слова и требовать максимального наказания.

Адвокат, словно специально кем-то выбранный на эту еженедельно исполняемую роль, напротив, румян и улыбчив. Щелочки весело сощуренных глаз, темная щетина, пробивающаяся наружу, невзирая на ежедневную скоблежку бритвой, галстук, удавкой обхватывающий мощную шею. Мягкий голос, заставляющий аудиторию барахтаться в медовой сладости все то время, пока он говорил. И это время казалось секретарю самым омерзительным, что могло быть на судебном процессе.

Они не менялись никогда, ни строгий, седовласый, подтянутый судья, ни акула-прокурор, ни медово-приторный адвокат. Как не изменялись стены зала Суда, обитые поверх голубой краски деревянными панелями. Здесь было место только одному изменению – человеку на скамье подсудимых.

– Владименко Алексей Борисович, две тысячи сто семидесятого года рождения. Окончил Академию «Сохранения здоровья» в вассальном государстве номер пятнадцать. Работал врачом-терапевтом в клинике имени «Святителя Спиридона» при храме «Христа Спасителя». Уволен по собственному желанию четыре года назад. До настоящего времени место работы – подстанция номер восемь СМП «Спас». Обвиняется в краже и вывозе за пределы города документов особой государственной важности. Согласно статьям 102, 103, 107 Уголовного кодекса Российской Империи и Вассальных государств, я требую максимальную меру наказания – казнь через инъекцию препарата БР-150…

Секретарь видит глаза подсудимых каждый день. Она помнит наизусть каждый взгляд, каждую слезу, падающую на судорожно сжатые ладони, каждый крик «Не надо!», прозвучавший в этих стенах. Иногда они замирают, словно мыши перед треугольной мордой питона, иногда падают на колени и пытаются молить о пощаде, целуя подол судейской мантии. И тогда фигуры в черных масках, стоящие с автоматами наперевес по обе стороны от скамьи, срываются с места и наводят порядок в зале.

Она видела и слышала многое, эта худощавая и неприметная помощница судьи. Но еще никогда за годы работы не приходилось ей видеть спокойствия, что сейчас излучал человек, обрекаемый Законом и Властью на смерть. В этом бледном лице, казавшемся слепленным из снега, в темных глазах, в губах, сжатых в тонкую ниточку, в крепких ладонях, безвольно лежащих на столе – в нем она видела отрешенность. Он был не здесь. Ему было плевать.

– Подсудимый, встать! Вам слово…

Мужчина поднялся со скамьи легко, словно навстречу любимой девушке. Черные, с золотыми искрами, зрачки обежали всех присутствующих в зале и остановились, почему-то, на самой неприметной фигуре, в белой блузке и темно-синей юбке, сидящей в углу. Секретарю показалось, что он обратился именно к ней и по спине, невзирая на жару в зале, пробежала волна липкого холода.

– Я слышал о Салемской еще в Академии, ваша честь. Легендарная женщина, чьи исследования спасли миллионы жизней. О ней говорят, ее интервью дают смотреть студентам, о ее экспериментальных препаратах во времена эпидемии написано множество статей. Да что там статей, мемуары Софьи Салемской, – он замер, откашлялся, пряча улыбку и продолжил, уже более спокойно, – вернее, их официальная часть, рекомендованы к прочтению во всех медицинских ВУЗ-ах мира!

Адвокат одобрительно усмехнулся, глядя в никуда. Подзащитный знал свою роль и без него, в чем юристу уже удалось убедиться несколькими часами ранее, в камере предварительного заключения. Владименко был спокоен, уверен в себе и нисколько не боялся предстоящего. Однако, кое-что все же волновало мужчину – слова Алексея Борисовича о том, что за правду, которую он узнал, смерть – не наказание, и он готов к ней. Непорядок, однако. Лишение премии в этом месяце адвокату было совершенно не нужно, а именно к этому и приведет подобный настрой бывшего фельдшера.