Виталий Абоян - Мёртвая жизнь

– Вы в своем уме, Люциан? – поинтересовался Грац. – Какие исследования? Или у вас есть инструкции на все случаи жизни?

– Ты лучше расскажи, в каком конкретно секторе нам теперь запрещено проводить исследования, – рассмеялась планетолог.

Лившиц закусил губу, неистово кромсая нежную кожу зубами. Опять разрыдается?

– Делайте, как знаете, – махнул он рукой.

– Хорошо, – согласился Грац. – Только…

– Только запомните, – перебил его внеземелец, – я вас предупредил – контакт с иной цивилизацией может быть опасен. Даже изучение артефактов иных разумных таит в себе угрозу.

– Не переживайте, Люциан, – сказал Грац, – ответственность я возьму на себя.

Все благодарно посмотрели на доктора, поскольку желали увидеть поближе хозяина здешней тьмы, что висел в сотне с небольшим тысяч километров, безмолвно взирая на потерявшийся корабль землян. Они потерялись – об этом никто не забыл. И есть ли смысл в каких бы то ни было исследованиях, которые неминуемо сожрут ресурсы, понизят жизнеспособность корабля и неотвратимо приблизят нависшую над ними угрозу? «Это уже не угроза, – подумал Захар. – Наша относительно скорая смерть не подлежит сомнению, с ней уже все смирились. Только не подают виду, усиленно изображая, что их жизни еще что-то значат».

И еще один момент, которому никто, кроме кибертехника, не придал значения. Лившиц, проявив свое, по всей видимости, природное безволие, передал власть на корабле обратно Грацу. Да, именно обратно! Похоже, никто не заметил, что внеземелец активировал зашитую в псевдоразум «Зодиака» защиту, переключив управление на себя. А потом отказался от власти. Понял ли сам Люциан, что сделал? Захар в этом не был уверен.

– Мы летим туда, – сказал Станислав. – Изучим объект: он может оказаться космическим кораблем чужих. Возможно, с его помощью мы вернемся домой. Он же сам как-то сюда добрался.

– А вы не думаете, что его постигла та же участь? – спросил биолог.

– Я ничего не думаю, – ответил Грац, – я не знаю. Других вариантов у нас все равно нет.

Корпус «Зодиака» вздрогнул: плазмогенераторы закачивали топливо в ускорители, корабль готовился начать движение. Новый капитан уже отдал команду на сближение с объектом. Кромешную тьму открытого космоса прорезали три ярких огненных столба. Мощь ионно-плазменных двигателей потрясала человеческое воображение, но здесь, в безбрежном холодном пространстве, рожденный человеком огонь терялся, выглядел маленьким и незначительным. Хорошая терапия для страдающих манией величия.

– Вопрос ответственности теперь не важен. Вы же ничего не понимаете! Это вопрос выживания, – неожиданно бросил Лившиц и вышел из рубки.

Грац сделал вид, что не заметил слов внеземельца. Он поднялся, потерев затекшую поясницу, и, направившись к выходу, сказал:

– Всем занять эргокресла. Через минуту «Зодиак» начинает разгон.

Захару было неспокойно. Он закрылся в своей каюте и пытался заснуть, но лишь измял, ворочаясь, постель.

После прибытия к объекту разгорелись споры, как его лучше исследовать.

Лившиц теперь отмалчивался. На все вопросы, адресованные к нему, как к специалисту по проблеме, отвечал односложно и однообразно. По его разумению выходило, что этого нельзя делать. Нельзя приближаться, нельзя сканировать, нельзя пытаться наладить радиосвязь. Нельзя было даже смотреть на него.

Собственно, рассматривать объект в иллюминатор все равно не получалось – Грац, несмотря на запреты внеземельца, открыл одну из шторок, но взгляду было не за что зацепиться в непроницаемой тьме. Иллюминатор потерял свое гордое название, ибо осветить здесь он ничего не мог.

Захар тоже с интересом вглядывался в непроглядную черноту космоса, до боли в глазах. Там не было ничего. Но все же что-то не давало теперь покоя.

Стойкое ощущение, что на тебя кто-то смотрит, вот что пришло оттуда.

И даже после того, как под вопли взбешенного Лившица иллюминатор закрыли, оно не исчезло. Даже сейчас, здесь, в каюте, казалось, что объект изучает, видит все насквозь, заглядывает в душу, пытаясь выведать самое сокровенное.

Может, прав Люциан, запрещая смотреть в черноту холодного космоса?

Грац с Клюгштайном остались в рубке – обсуждают планы вторжения. Они нашли себе смысл жизни. Теперь это несложно – делай хоть что-нибудь, в этом и будет смысл. Теперь нет никаких запретов, они ответственны только друг перед другом. Пока все делают вид, что жизнь на корабле идет, как обычно. Это пока.