Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы

– Не туда гребешь! – крикнул один из них.

Карло из последних сил приподнял весло и с плеском уронил лопасть в воду.

– Будто я сам не знаю! – прокричал он в ответ.

Вот он и за Риальто, снова в крохотном дворике против Сан-Джакометты, на прочном настиле, сооруженном с соседями, чуток пошатывается на ходу – так, вот здесь осторожнее…

– Карло! – донесся сверху отчаянный вопль жены. – Карло, Карло, Карло!

С этим она бросилась вниз по лестнице, спущенной с крыши. Карло остановился. Дома. Дома…

– Карло! Карло! Карло! – как заведенная кричала жена, сбегая на настил.

– Иисусе, да заткнись же ты, – взмолился он, неловко, грубовато привлекая жену к себе.

– Где же ты был? Я так за тебя беспокоилась из-за этого шторма, ведь ты говорил, что вернешься еще вчера, о Карло, как же я рада тебя видеть…

С этим жена, поддерживая Карло под локоть, повела его к лестнице. Малышка встретила отца громким ревом. Усевшись в кресло на кухне, Карло оглядел крохотную, сооруженную из того, что под руку подвернулось, комнатку с немалым удовлетворением. Жадно вгрызаясь в краюху хлеба, он рассказал Луизе о вчерашних приключениях – и о вандалах-японцах, и о невероятной гонке через штормовую Лагуну, и о безумной старухе в спасшей его кампаниле, а покончив с рассказом и с хлебом, начал засыпать на ходу.

– Но, Карло, тебе же еще за теми японцами возвращаться!

– Катись они к дьяволу, – едва ворочая языком, отвечал он. – Ублюдки гнусные… я ведь рассказывал: они же Мадонну на части резать задумали. Всю Венецию разграбить готовы, до последней картины, мозаики, статуи, барельефа – всю подчистую, а? Нет, не могу я такого терпеть.

– Ох, Карло, ну что в этом страшного? Развезут эти вещи по всему свету, приведут в порядок и скажут: вот, это из Венеции, величайшего города в мире…

– Им место не там, а здесь.

– Здесь, здесь, идем-ка, приляжешь на пару часов, а я схожу, спрошу у Джузеппе, не согласится ли он с тобой вместе вывезти с Торчелло эти кирпичи.

Отведя Карло в спальню, Луиза уложила его на кровать.

– Ну их всех, Карло. Пусть забирают, что найдут там, под водой. Пускай хоть подавятся.

На этом он и уснул…

…а с трудом пробудился и сел оттого, что жена трясла за плечо.

– Вставай, время к вечеру. Тебе ведь еще на Торчелло за этими двумя возвращаться. Кроме того, у них там все твое снаряжение.

Карло страдальчески закряхтел.

– Мария сказала, Джузеппе согласен с тобой пойти и ждать тебя с лодкой будет на Фондамента.

– Провались оно все…

– Ну же, Карло, вставай. Нам очень нужны эти деньги.

Малышка вопила не хуже любого шторма.

– Ладно уж, ладно, – проговорил Карло, вновь рухнув на подушку. – Сделаю, сделаю, только не тереби ты меня.

Поднявшись, он проглотил поданный Луизой бульон, а после неловко, через силу, не обращая внимания на прощальные напутствия жены, спустился к шлюпке, отчалил и оттолкнулся от настила. Шлюпка, покинув дворик, приблизилась вплотную к стене Сан-Джакометты. На эту-то стену Карло и уставился во все глаза.

Помнится, как-то раз он, надев акваланг, спустился туда, в церковь. Настроив загодя грузовой пояс с баллонами, сел на одну из каменных скамей у самого алтаря и попробовал помолиться – прямо сквозь маску с загубником. Серебристые пузырьки выдыхаемого воздуха струились вверх, к небесам, а уносили ли с собой и молитвы, Карло, ясное дело, не знал. Спустя какое-то время он, чувствуя себя довольно глупо (но не только, не только), выплыл за дверь, а над дверью заметил надпись и развернулся, чтобы прочесть написанное, приблизив стекло маски к самому камню. «Близ Храма сего да будет Закон Купца праведен, тяжесть гирь его верна, а сделки его безобманны»… Пожалуй, сие назидание, адресованное лихоимцам, ростовщикам да менялам с рынка Риальто прежних времен, Карло вполне мог бы отнести и к себе самому. Вот, скажем, тяжесть гирь – это про грузовые пояса: не перегружай клиента так, чтоб остался на дне…

На том погружение в воспоминания и завершилось, и Карло вновь вынесло на поверхность, навстречу предстоящей работе. Шумно переведя дух, он вставил весла в уключины и взялся за дело, повел шлюпку вперед.

Пускай забирают, что отыщется там, под водой. Все живое в Венеции – по-прежнему на плаву.

Перевод Д. Старкова

Трое сидят на камне. Верхушка отсыревшего гранитного валуна окружена снегом, подтаявшим ровно настолько, чтоб обнажить ее. От валуна снег тянется во все стороны. На востоке упирается в лесополосу, на западе поднимается к склону отвесной скалы, суженной кверху, указующей в самые небеса. Гранитный валун, на котором устроились путники, – единственное темное пятнышко, единственная прореха в снегу от лесополосы до обрыва. Следы снегоступов ведут к камню с севера, пересекая склон поперек. Все трое греются на солнышке, будто сурки.