– Ладно, переживёт, остынет, – думал он, – повзрослеет, наконец, и поймёт, что мир далеко не такой добрый и радужный, он злой и жестокий. Чем быстрее он осознает это, тем лучше будет для него, и тем быстрее он перестанет быть «котёнком» и станет настоящим мужчиной, прекратив вести себя, как мальчик.
Миша шёл на выход с пляжа, ненавидя весь мир, всех своих сокурсников, которым он много раз помогал по учёбе, искренне думая, что он интересен всем, как начитанный и много знающий курсант, как человек, как личность. Его внезапное горе заставило посмотреть на всё по-иному, но Миша сделал неправильный вывод, приравняв всех своих бывших друзей и однокашников к нравственным уродам.
Тем временем, Миша спешно переоделся в свой комбинезон астронавта. Не говоря никому ни слова, направился вон из этого места и через несколько переходов подпространственных хабов вышел в холле клиники в Канберре.
Находившаяся в глубине материка Иноностралии большая клиника стала последним пристанищем мамы Миши, давно лечившейся там от тяжёлого недуга. Великое Землетрясение объединило всю Индонезию и Австралию в один новый материк, а Канберра оказалась почти в центре него. Раз в три-четыре дня сын приходил к больной матери, если был на Земле, и каждый день разговаривал с ней по связи.
Всё прошло буднично быстро. Дав сыну несколько минут на прощание с матерью, его оставили одного в специальном зале ожидания, где меньше, чем через час выдали узкий плоский контейнер с прахом. Никто не сказал ни слов утешения, ни слов поддержки, разве что дежурный доктор, сообщивший о смерти родного человека, сказал ещё раз стандартную фразу соболезнования.
Выйдя вновь в холл клиники, Миша, минуя пару тройку хабов порталов подпространства, оказался между зданиями МГУ и Академии. Быстро пройдя КПП, он направился прямо на приём к командованию и прождал в приёмной около получаса.
Всё это время, сидя на стуле, Миша нервно теребил пальцы, тряс коленями, уставившись в одну точку на полу. Секретарша изредка вскидывала на гиганта свои ресницы, с любопытством наблюдая за огромным выпускником, не удостоившим её даже взгляда.
Миша знал, что в течение трёх суток с момента выпуска, каждый бывший курсант мог прийти на приём к ректору Академии в том случае, если автоматическое распределение чем-то не устраивает нового астронавта. Зная заранее о распределении в Всеземельное Управление Делами Космоса на лучший корабль, Миша, тем не менее, желал теперь перейти в Космические Войска. Это был его спонтанный порыв после событий последних часов. Он понимал, что это, по меньшей мере, не совсем разумно, ведь отличник учёбы и профессиональной подготовки резонно рассчитывал на лучшее место.
Наконец, ректор освободился, и секретарша молча указала Мише на дверь, приглашая войти. Еле заметно брезгливо морщась при виде напомаженной симпатичной секретарши, выпускник встал и подошёл к двери. Войдя к ректору, астронавт перешёл на строевой шаг, прошагал на центр кабинета, остановился и отдал честь.
– Здравия желаю, господин ректор! – чётко произнёс Михаил.
– Здравствуйте, астронавт Рачковский, – сидя за своим столом, ответил ректор, – у вас ко мне есть дело?
– Если позволите, Афанасий Георгиевич!
– Слушаю вас, присаживайтесь ближе, – разрешил ректор, – вольно, астронавт, теперь можно, теперь мы коллеги.
– Афанасий Георгиевич, – начал излагать суть своего обращения к руководству Михаил, продолжая стоять перед ректором и говорить официальным тоном, – я благодарен командованию и лично вам за столь перспективное распределение после окончания Академии. Служить на «Дельта-500» под началом самого Дако это большая честь. Ведь именно этот экипаж открыл для нас Вторую Колонию несколько лет назад. Несмотря на это, я прошу рекомендовать меня в Космические Войска.
– Вот тебе раз, – весьма по-свойски отозвался ректор, – Космические Войска? Зачем они вам? – и затем, более внимательно посмотрев на Рачковского, спросил. – Михаил, что с вами? На вас лица нет.
Миша стоял по стойке смирно и не смотрел Афанасию Георгиевичу в глаза, а поверх них на стену.
– Прошу удовлетворить мою просьбу, господин ректор! – чётко отрекомендовался астронавт.
– Миша, пожалуйста, – по-отечески участливо попросил Афанасий Георгиевич, – присаживайся.
– Извините, я постою.
– Да, что же с тобой такое? Я тебя знаю с самого первого курса, ты никогда не был таким. Что стряслось? Ну, отдохнул на Копакабане, ну, повеселился, выпил, чувствую, что не мало выпил, – лукаво говорил ректор, – но что же за повод так круто менять свою карьеру?
Читать дальше