Потому что ночь. Потому что постель. Потому что самая прекрасная женщина в твоих объятьях шепчет, что будет любить тебя всю жизнь и даже после. А ты молодой и горячий, и у тебя нет сил и времени отвечать ей. Вместо звука – движенье, вместо слова – стон. Сон.
Сон, который ранит сильнее, чем любая боль. К боли он привык. Как и положено человеку. А этот сон… Движения тел ускоряются, где-то за веками рождается ослепительный свет… Эта пытка куда изощренней тех, других. Сон о любви и счастье…
Он уже понял, что перевод завершен, а в его боль и страх безумным ураганом ворвались воспоминания нового Тюремщика. Это случалось не впервые. Иногда, когда Тюремщики спали, он мог спать вместе с ними и видеть их сны. Только это были необычные сны. Это были настоящие воспоминания. Ослепительные, как полуденное солнце, дорогие, как жизнь любимого человека, страстные, опасные, яростные – заставляющие кровь кипеть в жилах. У него давным-давно нет крови в жилах, но в таких снах он неразделим со своим Тюремщиком и потому чувствует, слышит, видит…
Видит, как резко распахивается дверь спальни и в проеме появляется взбешенный светловолосый мужчина, сжимающий в руке револьвер. Слышит истошный женский крик: «Нет, папа! Не надо!!!», треск выстрелов. Чувствует холод пола под босыми ногами, боль от чиркнувшей по ребрам пули, острые осколки оконного стекла, заливающую глаза кровь, расступающийся при падении воздух…
Он бежит, перепрыгивая с крыши на крышу невысоких, сложенных из милка домов, к спасительным, как ему кажется, башням Кольца. Он взбирается на свою любимую башню по опасно округлым ступеням, спирально взбегающим к самой крыше. Это хорошо, что он босиком, так нога лучше чувствует опору и не скользит. Нужно только взобраться на порозовевшую от рассвета крышу, а там… Там у него давно устроена переправа на соседнюю башню. А там еще одна, и еще… Он выиграет время и, выбравшись из Кольца, затеряется в диких лесах и необжитых землях. Ни один агент Тайной полиции, ни один карабинер не догонит его по земле, застряв в непролазных остатках разрушенных башен и горах битого милка. Он оторвется, обязательно оторвется. Нужно только отвязать за собой переправу, и он будет в безопасности.
Но, забравшись на башню, он понимает, что ошибся. Взбешенный консул сумел вселить в своих марионеток такой страх, что они почти не отставали и уже одолели три четверти подъема. Он хватает лежащий под ногами альпинистский карабин, защелкивает на шнуре и, проверив прочность крепления, вцепляется в него обеими руками. Шаг, толчок, и он уже скользит по натянутой переправе, стремительно приближаясь к более низкой башне. Остается каких-то сорок метров, и он спасен!
Переправа вздрагивает под напором холодной стали. Какой-то шустрый тайный агент, далеко опередивший остальных, ударил по ней мечом – приказа «брать живым» консул не отдавал. Беглец до крови кусает губы, чтобы не закричать от какой-то детской обиды, когда второй удар перерубает полипропиленовый шнур.
Он падает и с ужасом наблюдает, как вырастают внизу расколотая крыша невысокой башни и буйные грассовые кусты, облепившие края разлома. Слышит треск ломающихся веток, чувствует удар и гасящую сознание боль… Успевает еще увидеть, как вместе с краем крыши он падает в разлом и как вызванный столкновением обвал уносит его все глубже и глубже в чрево рассыпающейся башни. А потом окончательно проваливается в черноту.
Сон кончился. И он не умер. Почему он не умер? Он хочет умереть. Он так хочет умереть! Не будет боли. Не будет страха. Ничего не будет. Почему он должен страдать? Почему столько лет? Почему он с ним так поступил? Почему? Почему-ууу?! У-у-у!!!
Дэмьен проснулся от воя. Он бросился к окну, к двери, выглянул в коридор… И покрылся холодным потом, осознав, что эти жуткие звуки раздаются лишь в его сознании, а точнее, в Комнате. Сердце еще не успокоилось после ночного кошмара, а тут еще это… Нет, разумеется, это был не кошмар. Просто память сыграла с ним скверную шутку, во всех подробностях преподнеся события одиннадцатилетней давности. Разгневанный консул, побег, падение, смерть… Почти смерть. Однако тогда он не сомневался, что жизненный путь его окончен, толком не начавшись. Что же касается воя…
– Доброе утро, Дэмьен, – дядя вошел, едва ли раз стукнув по двери ради сохранения приличий. – Ну и горазд же ты спать! А я с утра к тебе с сюрпризом.
Он бросил на стол конверт, скрепленный черной государственной печатью.
Читать дальше