Дия Гарина - Тюремщик

Бертран подошел к Машине и пальцем начертил на ней какой-то знак. В ответ раздался тихий, очень высокий писк почти на пределе слышимости.

– Сличает генетический код, – пояснил он. – Только Тюремщики могут ее активировать. Какой-то ген передается по мужской линии, очевидно, ответственный за существование Комнаты в нашем разуме.

В этот момент писк прервался, и ближайшая к Дэмьену округлая стена Машины начала вдавливаться внутрь, пока не образовала неглубокую нишу высотой чуть выше человеческого роста.

– Когда я скажу, ты войдешь туда и встанешь спиной к стене, – пояснил Бертран вибрирующим от напряжения голосом. Но, возможно, это шутило шутки скользящее по сфере эхо.

Он продолжал чертить знаки, и в ответ на каждое движение пальцев искорки зеленого света проскакивали под молочно-белой поверхностью. Скоро рядом с первой нишей появилась вторая.

– Сейчас я начну считать, и мы будем делать все одновременно. На «раз» входим, на «два» поворачиваемся, на «три» плотно прислоняемся к стене. Потом просто стоим. Я скажу, когда перевод завершится. Ты можешь почти ничего не ощутить, но я буду знать. Все ясно?

– Да.

– Тогда раз… Два… Три.

Дэмьен стоял у стены, которая спустя некоторое время приняла форму его тела, поглотив чуть меньше чем наполовину. Он чувствовал… Да ничего он не чувствовал. Милк нагрелся от соприкосновения, и Дэмьен даже не мог точно сказать, где заканчивается человеческая плоть, а где начинается Машина. Потом что-то произошло. Теперь Дэмьен не мог сказать, где заканчивается его сознание и начинается что-то чужое, холодное, рациональное, неживое. Ему показалось, что дядя закричал, и вдруг сразу стало очень тихо, исчез даже шум крови в ушах. Затем отключились осязание и зрение. Дэм не знал, продолжает ли он дышать или давно забыл, как это делается. Но страха не было. Ледяное спокойствие Машины превратило все эмоции в маленькие зеленые кристаллы льда, которые складывались в причудливые узоры чужой письменности. Кай. Он – маленький Кай из сказки про Снежную Королеву, у которого не осталось ничего человеческого, кроме вопросов. Как Машина это делает? Почему он не чувствует Комнаты? Он поймет, когда перевод завершится? Он может умереть?

На секунду Дэмьену показалось, что он уже умер, а в следующий миг на него обрушился шквал зрительных, слуховых и прочих ощущений. Весьма неприятных.

– Дэмьен, очнись!

Хлесткая пощечина заставила глаза Дэма широко распахнуться, и в них сразу хлынул свет фонаря, который Бертран поднес ему прямо к лицу. «А у дяди тяжелая рука, хорошо, что он меня в детстве ей не воспитывал», – подумал Дэм и вдруг понял, что действительно не может дышать. Благо вторая пощечина, мотнувшая его голову в сторону, помогла делу, и Дэм услышал собственный судорожный вдох.

– Что… кх… случилось? Мы его перевели? – просипел он.

– Перевели, – дядя поставил фонарь и, усевшись на пол, смахнул со лба частые капли пота. – В конце что-то пошло не так, но это когда он уже был у тебя в Камере. Мне показалось, что ты… Это очень странно… Мне показалось, что ты уходишь в Машину. Точнее, уходит твое сознание. Такого никогда еще не было. Пришлось вытаскивать тебя, не дожидаясь полной остановки процесса. Что сейчас чувствуешь?

Дэмьен прислушался, закрыв глаза.

– Все как обычно. Только голова немного болит. Хотя…

Осознание рухнуло, как подкошенная молнией башня. Его Пустоты больше нет. Она наконец-то заполнилась. Это было странно, непривычно и… удивительно приятно.

– Я не ощущаю Пустоту, дядя, – Дэмьен сел и потер виски, с восторгом прислушиваясь к чувству завершенности.

– Зато я ощущаю, – хмыкнул тот в ответ. – Придется снова к ней привыкать.

– Ты не жалеешь?

– Когда речь шла о моей жизни? Ничуть. Просто многое теперь изменится для меня.

Бертран с кряхтением поднялся, и Дэму показалось, что дядя постарел разом на десяток лет.

– Вставайте, хайсит Главный Тюремщик, – обратился он к Дэму и протянул руку. – Для тебя теперь тоже многое изменится, но об этом поговорим позже. Пора возвращаться. Тебе обязательно нужно будет поспать. Вечером встреча с консулом, и, как я понимаю, ты должен быть во всеоружии. Он сейчас в таком состоянии, что любая оплошность может привести к непредсказуемым последствиям.

– Я понял, дядя. Я буду очень осмотрителен.

– Хайсит Тюремщик.

– Хайсит консул.

Дэмьен опустил голову в коротком поклоне и тут же пожалел об этом. Боль вернулась и с новой силой вгрызлась в мозг, как будто собиралась пожрать его целиком. Ему удалось подремать около часа, прежде чем приступы мигрени окончательно прогнали сон. Хмурый Бертран сказал, что это очень необычно. Успокоил Дэма насчет узника – он будет в отключке после перевода по крайней мере двенадцать часов. Взял с племянника слово докладывать обо всем, что с ним произойдет, и откланялся. А еще Дэмьену весь день было очень холодно, несмотря на летнюю погоду и старания доктора Родригеса. Не лучшее состояние, особенно теперь. Как справедливо заметил Бертран, Дэму понадобятся все его силы для предстоящего разговора с правителем.