Юлий Буркин - Королева в изгнании

Мягко спружинив, она поднялась лицом к Берману. Ствол пистолета смотрел ей в грудь, и ничто не мешало референту генерального прокурора вновь нажать на спусковой крючок. Но страх уступил место какому-то странному отчаянному азарту.

- Стреляйте, - онемевшими от напряжения губами улыбнулась она. - Но учтите, это ваш последний шанс. Если я выживу... я растопчу вас как мокрицу. Только не так быстро. Вы будете умирать долго и страшно...

Лицо Ильи Аркадьевича исказили ненависть и страх. Но длилось это долю секунды. Он умел держать себя в руках. И он улыбнулся в ответ. Опустил пистолет.

- Мы еще встретимся?

Дверь с грохотом распахнулась, и Маша краем глаза увидела того самого молодого старшину, который привел Соню.

- Руки! - крикнул он боязливым звонким голосом. Но Берман, не отрывая взгляда от машиного лица, остановил его жестом.

- Мы еще встретимся? - настойчиво повторил он.

Почему-то она не ответила "нет". Все с этим человеком было не просто. Она ответила:

- Я помню ваш телефон.

- Вас проводят, - кивнул тот. - Больше сюрпризов не будет. ОБЕЩАЮ.

- Обойдемся без провожатых, - как-то обыденно, словно отделываясь от назойливого кавалера, ответила она.

- Вас без него не выпустят, - окончательно вернув самообладание, покачал головой он. - До встречи.

- Дайте мне пистолет, - шагнула она вперед и кивнула на старшину, - я ему на выходе отдам.

- Хорошо. Играем в светлую. - Илья Аркадьевич плавно и точно бросил пистолет ей, и она легко поймала его. - Только верните, это еще одна статья.

- Пока, - пробурчала она, не зная что ответить, и повернулась к старшине: - Пойдем что ли? Слышал, что начальник сказал?

- Дела-а-а!.. - протянул тот и поплелся вперед.

- ...Куда едем? - спросил Гога, разворачивая машину.

Появлению Сони он не удивился. "Я пока тебя ждал, сам до того, что это - двойник, додумался", - объяснил он, когда они садились.

- Куда тебе? - глянула Маша на Соню. - По пути поговорим или заедем куда-нибудь? Ты есть хочешь?

- Может, ко мне? - предложил Гога.

- Нет, - девушка немного смущалась, ей, видимо, не верилось, что ее злоключения окончились. - Мама с ума сходит. Только я далеко живу - в Репино.

- Где это?

- Я знаю, - заверил Гога. - Минут через сорок будем.

- Тогда - давай. Туда и поехали. По пути поболтаем.

...Поначалу, пока ехали по городу, разговор не клеился. Соня, иногда сразу, а иногда - подумав, отвечала на машины вопросы, но больше это походило на допрос, нежели на дружескую беседу.

Картина складывалась такая.

Однажды в школе (Соня учится в одиннадцатом классе) объявили, что завтра к ним придет съемочная группа какой-то киностудии, которая ищет девушку на главную роль в новом фильме. Все девчонки, само-собой, навалились на макияж и понаделали причесок. И действительно, назавтра к ним пришли трое: молодой испуганный мужчина, еще один - с фотокамерой и жеманная молодящаяся дама.

Разглядывая школьниц, дама изредка заглядывала в какой-то альбом, словно с чем-то сверяясь. Очень быстро, лишь обведя класс взглядом, она выбрала двоих - Соню и еще одну ее одноклассницу - и попросила их спуститься вниз, в спортзал. Остальные чуть не лопнули от зависти.

В спортзале уже сидело шестеро девчонок. Они бурно обсуждали маячившие перед ними грандиозные перспективы, гадали, будут ли из них выбирать одну или двоих, или вообще - возьмут всех отобранных. Соня обратила внимание, что все отобранные, в том числе и она, - одного роста и имеют примерно один - славянский - тип лица. И все - более или менее симпатичные.

Вскоре "киношники" появились с еще одной девчонкой, попросили всех встать, пройтись, сказать пару слов, фотограф при этом непрерывно щелкал аппаратом. Они записали адреса и телефоны девочек, сказали, что в течении двух дней обязательно позвонят тем из них, кто прошел первую пробу и, пояснив, что "у них сегодня еще две школы", торопливо исчезли.

Школу лихорадило. И, когда, назавтра, Соне позвонили и попросили подъехать по такому-то адресу, она даже никому не сказала об этом, чтобы, во-первых, не завидовали, во-вторых, не смеялись, если она не пройдет следующие пробы. К тому же молчали и остальные "отобранные", боясь признаться то ли как она - что позвонили, то ли - что НЕ позвонили.

Даже родителям она ничего не сказала (отец терпеть не может никаких разговоров о том, что она может стать кем-то другим, а не врачом, как у них в семье было решено уже давно). И, вместо того, чтобы отправиться в школу, она, никому не сказав ни слова, поехала в Ленинград.