Борис Конофальский - Рейд. Оазисы. Старшие сыновья

– Понял, скажу – Салов дал добро, – ответил Горохов и сел на мотоцикл.

Термитники. Удивительно. Жарко, но здесь они не редкость, Один, другой, третий. Горохов не знал, что так далеко на юге встречаются термиты. Заросли белой, почти как бумага, колючки, роскошные кактусовые поляны, песчаные холмы, где, по ходу, обитает немало саранчи. Хорошие места. Тут можно выжить, и даже неплохо жить, если, конечно, найдёшь воду.

И тут же на один из барханов, что был от него метрах в пятидесяти, выскочил невысокий казак с винтовкой, а винтовочка направлена была в его сторону.

– А ну стой! – орёт казак высоким голосом.

Горохов бросает газ, поднимает руки, показывает перчатки: смотри – у меня в руках ничего нет.

– Я к атаману, меня Салов пропустил! – кричит он, чуть оттягивая маску, чтобы было слышно, чтобы этот с винтовкой не дурковал.

– Он к атаману, – кричит кому-то тот, что стоит на бархане, – его Салов пустил.

И через секунду уже кричит Горохову: – Езжай, – машет рукой в сторону начинающейся гряды камней. – Вон туда.

Да, голос у него высокий. Теперь Горохову ясно – это пацан лет двенадцати. Инженер заводит мотоцикл и едет к гряде.

Девять километров двести метров по спидометру. Салов был прав. Умение точно определять расстояние – ещё один полезный навык степных людей. Природный дальномер у них – что надо. Причём они отлично определяют и дистанцию, когда прицеливаются, и расстояние, когда едут по пустыне. Этот навык распространён в степи поголовно. Наверное, те, у кого с этим делом было туго, не успели оставить наследников.

Палатки всегда ставят с севера, прячут от солнца. Тут, у камней, с северной стороны, в тени стояли большие квадроциклы, прицепы, мотоциклы, бочки с рыбьим маслом, на одном прицепе аккумуляторы, на солнце разбросаны панели. Где-то у палаток тихо гудят кондиционеры. Палатки стояли вплотную к камням, так прохладнее. Горохов заехал с северной стороны, загнал свой мотоцикл в тенёк, заглушил мотор. Тут же со всех сторон к нему побежали дети. Все любопытные, почти все без масок, глаза у некоторых даже не синие, не серые, почти белые, как и волосы, а сами смуглые. Лица чистые, ну не в смысле не грязные, грязи-то на них хватало, а в смысле, что опухолей и желваков проказы на них нет.

Детей много, три десятка, наверное, все не старше десяти, тут те, кто старше, уже помогают взрослым. Остановились, взяв его в круг, смотрят.

– Эй, торговец… а что привёз? – кричит ему синеглазая девочка, кажется, она тут самая старшая и поэтому заводила.

– Я не торговец, – говорит Горохов, слезая с мотоцикла. Он достаёт из сумки коробку с фруктовыми леденцами, скорее всего, эти дети о таких даже не слыхали. Протягивает коробку девчонке. – Подели на всех, по-честному.

– Сама знаю, – заносчиво говорит та и берёт коробку без каких-либо «спасибо». Дали и дали, чего за это благодарить. Пусть этот тип сам «спасибо» скажет, что не отняли.

– А атаман у вас где? – спрашивает инженер и усмехается, глядя, как у детворы сразу вырос интерес к коробке.

– А кто его спрашивает? – доносится сзади.

Горохов оборачивается на голос, видит пару женщин за детскими головами, и ещё несколько стоит у своих палаток, все смотрят на него. Все они без пыльников, без масок, без головных уборов, в лёгкой, тонкой домотканой одежде, волосы собраны на затылках. У каждой длинные золотые серёжки, на пальцах у некоторых ещё и кольца есть, у каждой на запястьях по несколько разных браслетов, тонкие наколотые узоры украшают кисти их рук. А у одной и целое монисто из золотых замысловатых монеток – вся грудь в золоте. Женщины, без исключения, поджарые, сухие, полных в степи не бывает. Почти все по-домашнему в коротких штанах по колено, голени голые. Это непривычно.

– Я инженер Калинин, меня сюда пропустил Салов, мне нужен атаман.

– Странно, – говорит та, у которой золотое монисто, – атаман как раз с Саловым поехал саранчу собрать.

Тут Горохов даже растерялся на мгновение. Он ещё раз оглядел женщин, что смотрели на него, детей, которые не на шутку увлеклись дележом конфет, а потом сказал:

– Ладно, подожду тут.

– Ну жди, – усмехнулась женщина, повернулась и пошла к большой палатке.

И другие женщины тоже утеряли к нему интерес, тоже стали расходиться. Но не все. Некоторые остались, их было трое, они, эти трое, были молодые, все хорошо сложённые, две светлых, а одна темноволосая, но все привлекательные, если не считать их степную поджарость и первые признаки проказы на лицах за изъян. Переговариваясь меж собой и посмеиваясь, подошли к нему, не особо церемонясь, заглядывали ему в багажные сумки.