Михаил Успенский - Три холма, охраняющие край света

«И на чём всё это держится?» - недоумевали поражённые барселонцы и туристы, когда при открытии чуда медленно упала дырчатая защитная сетка. Паблито и гениальный китаец торжествующе ухмылялись. Они-то знали, в какую сумму обошлись неведомые дотоле миру строительные материалы для орбитальных оранжерей. Космическим конструкторам по обе стороны океана было сделано предложение, отказаться от которого означало предать вековую мечту человечества и похоронить экспедицию на Марс. Теперь такой полёт стал реальным, и Зайчику пообещали что-нибудь там, на Марсе, назвать его именем.

Городская скульптура для Европы - дело весёлое и привычное. Где-то установили гигантский башмак, где-то - великанский большой палец, где-то - огромную канцелярскую скрепку, где-то ещё - здоровенную пивную бутылку. Да и в самой Барсе такого понатыкано… «Ла бомбилья» прекрасно вписывалась в этот ряд. Но лампочка у дона Пабло вышла непростая.

Она была, казалось, вся заполнена прозрачной зеленоватой жидкостью. В зелени этой качались два огромных плоских белых лебедя. Лебедей окружали стебли подводных растений, украшенных яркими красными и голубыми цветочками. Кроме того, величавые птицы с неестественно длинными шеями медленно, едва заметно, кружились под карусельную музыку. Цветочки колыхались в такт. Лох оцепенел. Сноб вознегодовал.

Паблито, стоящий на помосте и облачённый в полосатую сине-бордовую майку «Барселоны», поднял руки.

Лох и так безмолвствовал, а сноб притих, поскольку был малочислен.

- Друзья! - воскликнул Паблито и показал своего знаменитого «зайчика» - то есть улыбку, открывающую щель между передними зубами. - Возможно, вы удивлены. Сейчас я всё объясню. Давным-давно, чуть ли не век тому назад, мой дед, известный всем Франсиско «Пако» Мендисабаль, тогда ещё пятилетний мальчишка, был увезён из Барселоны на советском теплоходе в снежную страну большевиков вместе с золотым запасом Республики и тысячами других детей, спасаясь от озверевших победителей - кастильских и мавританских мятежников-фалангистов. Там он обрёл приют и разделил с русскими всю тяжесть Второй мировой войны - голод, холод и бомбёжки.

Однажды, уже после войны, его приёмная мать, достойнейшая сеньора Барбара Педровна, отправила юного Пако за продуктами на местный чёрный рынок, называвшийся по-русски ба-ра-холь-ка. Там мальчик и увидел высящийся сейчас перед вами волшебный сосуд - правда, совсем маленький. Необыкновенный и прекрасный мир, поместившийся в стекле, настолько потряс ребёнка, что он, не задумываясь, отдал за него все доверенные ему скудные русские песеты и прибежал домой, бережно прижимая к груди нежданную покупку и ожидая заслуженной грозы. Но сеньора Педровна оказалась настолько великодушна, что не стала наказывать приёмыша, а только вздохнула и сочувственно помянула его настоящую каталонскую матушку. Да мне и самому потом посчастливилось многократно услышать эти выразительные слова во время товарищеского матча в Москве. Парням фатально не везёт с тренерами, но это к слову.

Жизнь деда была нелёгкой. Постоянно приходилось драться, воровать и строить коммунизм. Но далёкая родина всегда влекла его, и когда это стало возможным, он одним из первых вернулся в дивную Барселону. Волшебную лампу он привёз с собой как символ другого, лучшего мира, укрыв его и от большевистских таможенников, и от ищеек генерала Франко. Так что неспроста среди почётных гостей нашего скромного торжества присутствуют русский посол сеньор Пупырев и моя вторая родня из До-ро-го-ми-ло-во.

Когда я научился попадать по мячу, дед показал мне своё сокровище, и я тоже влюбился в этих гордых величавых птиц, осенённых сказочными цветами и открывших мне всю красоту мира. Отныне искусство и футбол, футбол и искусство стали моими путеводными звёздами. Каждый раз, выходя на поле, я представлял, что веду по траве не мяч, а вот этот хрупкий стеклянный шар, и хочу подарить его вратарю противника, да только бедняга всё никак не может словить мой подарок.

Но мне всегда хотелось, чтобы источник моего вдохновения стал достоянием всех и был виден далеко отовсюду. И вот он перед тобой, дорогая моя Барселона! Прими…

Дальнейшие слова форварда пропали в рёве восторженной толпы:

- Абахо Эспанья! Вива Каталанс! Вива Женералитат! Индепенденсья!

Премьер-министр Испании поморщился. Русский посол сеньор Пупырев откровенно недоумевал. Мордатая и поддатая дорогомиловская родня в трёхцветных футболках лапала впрок шведских туристок, прибывших на открытие объекта прямо с пляжа - в стрейчах и топлесс.