Руслан Ушаков - Девушка и Большой Красный Дракон

Но ты не думаешь об альфе.

Знаете, что в нем особенного? У него не было собственного почерка.

Я кое-что уже поняла о нём.

Это ведь не первая наша встреча.

Что, если бог не хочет, чтобы мы в него верили?

Что, если он хочет, чтобы мы верили в самих себя?

Наша первая встреча.

Оглушительный концерт.

И я, одетая в его вкусе. Боже мой, откуда мы женщины только знаем это? Чужие вкусы.

Мне кажется нет ничего сложнее, чем угадать, чего хочет другой человек.

Я ни разу не видела его. Только читала о том, кого и как он убивал. И вот я одетая.

Черные башмачки и белые гольфики.

Плессированная юбка и вьющиеся волосы.

Влажная укладка.

Каково это: быть объектом вожделения?

Женщина – это всегда мишень.

Он скажет мне потом:

– Я не нападаю на виктимных.

– Почему напал на меня?

– Что-то почувствовал.

Сегодня последний день нашего знакомства.

Возможно, именно поэтому я рассказываю это тебе.

Хочется оставить о нем добрые воспоминания.

Как мы познакомились?

Он изнасиловал меня на концерте одной рок-панк-поп-группёнки.

Молва скажет «допрыгалась».

Люди скажут «сама виновата».

Я скажу:

Больше всего на свете я хочу, чтобы он это повторил.

Но давай по-порядку: это моя работа. Ну не в смысле быть изнасилованной. А в смысле быть наживкой.

Вокруг концерт. Это какая-то особая среда.

Словно аквариум. Само пространство тут какое-то вязкое и плотное. Маскарад.

Где каждый может перестать быть самим собой.

Стать массой.

Стать частью чего-то большего. Чего-то другого.

Меня всегда пугали, люди, которые избегают походов на концерты. Не фанатеют по какой-нибудь группе, не признают себя фанатами сериальчика, сидят дома в день города или на новый год.

Что они возомнили о себе?

Я внутри оглушительного выступления. Толпа уже перестала быть скопищем обладателей билетов – теперь это единое существо. Я растворяюсь.

Сначала я строю из себя робкую, чтобы убедить его, что проблем со мной у него не возникнет.

Такую знаешь, которую лапают за жопу в толпе, а ей проще сделать вид, что типа не заметила, чем разжигать конфликт.

Хорошенькое местечко – толпа. Огроменное скопление народу.

Ему нравилось делать это у всех на виду.

Я оборачиваюсь и сквозь контузию шоу… Ловлю его взгляд. Точнее – он ловит меня. Как венерина мухоловка.

Такой взгляд, знаешь…

Если ты посмотрела – ты не сможешь сделать вид, что это случайно. Надеяться, что он забудет. Что он простит. Что он улыбнётся.

Мурашки.

Я отворачиваюсь.

Вокруг грохочет концерт.

Пот и буйство. Но я уже думаю только о нем.

Ты сразу понимаешь: он не один из нас.

Я отвернулась. И не напрасно.

Почти сразу он схватил меня сзади за шею, за горло так что я всхрипнуть не успела и поволок в какое-то заранее спланированное место.

Нельзя играть с огнём и не разгореться самой.

Лучший момент для контратаки – когда он достанет свой прибор. Это все знают.

Мои губы затекли.

В изнасиловании всегда есть момент, когда ему надо освободить руки, чтобы достать и начать процесс.

Оказавшись в какой-то подсобке, он швырнул меня в стену так сильно, что часть моего тела стала на секунду абсолютно плоской.

Я слышу грохот концерта за стеной.

В всполыхах света я вижу типичного работника сцены.

Если бы я не знала – я бы поверила: перчатки торчащие из бокового кармана на широких брюках, выцветшая футболка с крупным принтом какой-то никому не нужной группы. Намотанная на запястье стяжка для проводов.

Готовился.

В конце-концов все мы кого-то косплеим.

Он скажет мне потом:

– Знаешь, как попасть куда угодно без пропуска?

– Знаешь этот трюк со стремянкой?

Там в темноте у меня не получается оглядеться, но это что-то вроде комнаты звукооператора.

Он расскажет мне потом:

– Оденься как подсобный рабочий и неси в руках тяжелую стремянку – пропуск не понадобится.

Проверь на досуге со своим парнем.

Я пытаюсь прийти в себя. После удара спиной. Глаза крепко накрепко зажмуриваются от боли. В глазах темнота с сияющими пятнами.

Самое страшное, что я не могла подготовиться. Знать, как он будет меня убивать.

Я отмахиваюсь от него бутылкой валявшейся на полу.

Когда все тактильные ощущения на двадцатисантиметровом ноже примотанном скотчем к руке в моих широких рукавах.