Михаил Михеев - Тайна белого пятна

– Где карта?

Четыре блокнотных листка, склеенные вместе в один лист, слабые, полустертые контуры речек, условных топографических знаков. От надписей кое-где сохранились только отдельные буквы. Но они были так плохо заметны, а Зина так волновалась, что не могла сказать с уверенностью, что их написал отец.

– Не знаю... – покачала она головой. – Дядя Дима, не знаю... как будто и похоже... нет, не могу точно сказать.

– Вот и я не могу, – подтвердил дядя Дима. – Почти все стерлось. Одно только разбираю: на карте изображен участок низовий речки Черной. Это в двухстах километрах от нас. Вот здесь, в устье поставлен крестик. Что он может обозначать?.. Здесь была пояснительная надпись, но остались только следы, отдельных букв. Да, на обороте есть еще два слова. – Дядя Дима наклонился над картой. – Вот, видишь. Более или менее можно разобрать только окончания слов: что-то вроде "...зи", а в следующем слове: "...жонка". Словом, ерунда какая-то.

Зина коротко и быстро глотнула воздух, как воду.

Стремительно нагнулась над картой. Шпилька выскочила из волос, упала на стол.

Затем она медленно повернулась к дяде и уставилась на него потемневшими глазами.

– Ты что?

– "Привези медвежонка"... Дядя Дима, так это же я написала. Ты помнишь – я! Когда папа уходил в тайгу, я попросила, чтобы он привез мне живого медвежонка. А папа сказал, что он может забыть, тогда я взяла его блокнот и написала на первой странице: "Привези медвежонка". Дядя Дима! Это папина карта!

– Подожди, Зинок... Ну что ты опять. Сядь, выпей воды.

– Не надо воды... дай мне платок. Это от неожиданности. Подумай, сколько времени прошло, мне тогда двенадцать лет было.

– Так вот оно что, – протянул озадаченно дядя Дима. – А ты не ошибаешься?

– Нет, это папина карта. Я хорошо помню, как писала "привези медвежонка". Да ты посмотри как следует – это же мой почерк. Посмотри, как "ж" написано. Сколько ты меня за это "ж" ругал. Говорил, что это не буква, а забор с перекладиной.

– Вижу, – согласился дядя Дима. – Вот сейчас пригляделся и узнал твои "забор с перекладиной".

– Дай я еще посмотрю.

С досадой смахивая мешающие слезы, Зина вглядывалась в слабые, еле заметные знаки на пожелтевшем листке бумаги. Знаки, которые десять лет назад сделала рука ее отца. Может быть, совсем незадолго до... гибели.

– Дядя Дима, –сказала она умоляюще. – Разреши мне эту карту...

– Взять?

Зина кивнула.

– Видишь, Зинок. Я понимаю, мне и самому эта карта дорога. Но сейчас эта карта – государственная собственность. Мы должны отправить ее на экспертизу. Там сумеют восстановить, что было на ней написано. И узнают, зачем Николай поставил крестик в устье Черной речки.

– А может быть... – Зина запнулась. – Может быть, там похоронен кто-нибудь из них?

– Вряд ли, –усомнился дядя. –Я думаю, здесь другое. Ты, вероятно, помнишь, что искал в тайге Николай?

– Помню. Он искал уран.

– Правильно. Так вот, мне кажется, он его нашел.

– Значит, этот крестик...

– Месторождение урановых руд, – заключил убежденно дядя. – Что-то помешало Николаю вернуться домой. Болезнь, случайное увечье... кто знает. Может быть, здесь, на карте, это тоже было написано. Одним словом, не желая, чтобы его находка вместе с ним затерялась в тайге, он запечатал карту во фляжку и бросил в воду. Конечно, он понимал, как мало вероятности в том, что фляжка может попасться человеку на глаза. Но, очевидно, у него не было другого выхода. Ты понимаешь, какое важное значение для нас, для нашей страны может иметь этот документ?

Зина кивнула головой. Да, она это понимала.

Последний раз она взглянула на карту, бережно сложила по сгибам ветхие листки, которые десять лет тому назад так же складывала рука ее отца, и протянула карту дяде. Тот открыл несгораемый шкаф в углу кабинета и положил карту на стопку папок. Потом, после короткого раздумья, открыл небольшое дополнительное отделение в шкафу, переложил карту туда. Захлопнув шкаф, по привычке подергал за ручку, чтобы убедиться, не забыл ли он повернуть ключ.

Невесело было в этот вечер в доме Вихоревых. У Зины разболелась голова, она рано легла спать. Ночью через перегородку дядя Дима слышал, как она вставала, стучала графином с водой и долго ходила по комнате.

Утром перед уходом на работу он заглянул к ней.

Она спала, свернувшись калачиком. Припухшие веки беспокойно вздрагивали. Он поправил одеяло и вышел.

Придя в контору, Вихорев взял у заспанного сторожа ключ. В кабинете было душно, ядовито пахло свежей масляной краской. Он подошел к окну, протянул руку к шпингалету и тут же недоуменно опустил ее: оконный шпингалет был отодвинет. Он легонько надавил пальцем на створку окна – оно открылось.