Игорь Ходаковский - Бело-синий альбом

– Проклятый кит всё-таки поймал нас! – сказал Курута, привязывая Янка к главной мачте. Он сейчас станет подниматься с какой-то из сторон. Держи винтовку крепче. Он мягкий, но может нас всех потопить. Как я и говорил, важно сразу и резко дать ему отпор, тогда он…

Курута не успел договорить, судно стало сильно кренить на одну сторону, люди посыпались на своих верёвках вниз, с напряжением ожидая появления чудовища. Корабль продолжал крениться.

– Как эта дрянь такая огромная?! – прокричал Курута – Как он вырос настолько за десять лет?!

Из воды высунулась морда, окаймлённая четырьмя широкими щупальцами, полными зубцов, и вслед подняла одну лапку, напоминавшую суставом человеский локоть, и кончавшуюся длинной крючковатой клешнёй, затем схватила ей поднятый борт корабля, отчего тот стал угрожающе быстро падать на корму. Люди тыкали мечами и осыпали пулями морду кита, пока та растирала других себе в рот прямо с верёвок. Из одной выскользнула пара ног. Сокрытие света, грохот брызг, внезапная глубина звука, и Янок подумал, что это, наверное, конец.

Первой мыслью Янка было то, что из него торчит палка. Испугавшись, он стал хвататься за неё, и понял, что лежит на воде, привязанный к оторванной мачте, которую прибило к каменистому берегу. Некоторое время он слушал, как вода разбивается в камнях, после чего понял, что его тошнит от голода. Дрожащими руками он еле-еле потянул за верёвку, развязав диковинный узел, которым Курута обмотал его вокруг мачты. Курута… Теперь он мёртв. Его замутило, и задергало грудную клетку. Тошнить было нечем. Он вспоминал как с детства все вечно говорили ему никогда и ни за что не есть ничего незнакомого. Он был так голоден, что не был уверен, что различает хоть что-то. На шатающихся ногах подошел к ближайшему дереву и сел, опершись на него. Невдалеке полз какой-то мешочек. Что-то звериное вспыхнуло в Янке, разозлившись, он вскочил и начал откусывать куски и жевать, жадно, не обращая внимание на кислый вкус, и онемение. Он вырвал всё, что успел съесть и упал ничком на камни. Ещё мгновение смотрел на свои пожелтевшие от отвратительной еды руки, все в порезах и синяках, и забылся.

Открыв глаза, Янок увидел перед собой много деревянных досок, уходивших серединой вглубь. Он понял, что лежит на спине и видит потолок, а на него смотрят два обеспокоенных лица, освещённых ярким светом. Оба были чуть смуглой кожи, с узкими лицами и носами, и широкими скулами. Один был мужчиной, а вторая… Тут он понял, что у этой женщины нет усов. Только тут он понял, что в караванах всегда видел только мужчин, и его брови поползли вверх. Люди переглянулись, и мужчина что-то сказал Янку, но тот ничего не понял. Язык был очень похож на тардакемский. Он попытался ответить, но не смог. Женщина исчезла, тут же вернулась с миской, и напоила Янка, приподняв ему голову. Вместе с пищей он почувствовал и то, что всё время был очень слаб. Конвульсия ударила его в грудь, и он только и успел повернуть голову от двоих, когда его стошнило. Повернувшись обратно, он понял, что тем не менее голоден, и попытался указать женщине на миску. Она поняла его и принесла ещё. Янок выпил, и понял, что ему слишком хорошо в этом месте, и в этой слабости, чтобы он мог не отдаться чудесному приливу, который с пальцев ног погрузил его в сон.

– Это, как оказалось, были домашние Нанак Талатиницы. Я съел морской огурец, и чуть не умер, а они выходили меня. Вы, наверное, знаете о Талате, который оказал решающее влияние на то, что тардакем сохранил независимость в войне 391 года от принятия в тардакеме закона. И его семье подарили остров, который и назвали Талатик.

– А как нахатья считают время?

– Нышкавцы – от основания Нышкавы. Сейчас – 979 год по-нашему.

– Любопытно. Какое глубокое время у вас было. Когда вернёшься, начни считать его от смерти твоего предшественника. Это важно, раз уж вы потеряли связь с прошлым. А у легратьев время считает кто как. На Спасстрае считают от основания Легрика. Это было 734 года назад. Здесь, на Сыстрае считают от появления деревни мастеров. Это было 73 года назад. Совсем недавно, да?

– А как считают Раматья?

– От решения Рамы уйти в изгнание на запад. Это было 887 лет назад. У них тоже глубокое время. Что же было с тобой на острове?

– Нанак уговорила меня остаться у неё и учиться там. Она аргументировала это тем, что у меня нет никаких подарков, или доказательств того, что я правитель, и даже её попечительство не сможет особо помочь, и скорее заставит кого-то подумать, что она использует чужеземного мальчишку для собственных политических интересов. Она сказала, что талатинцам нужно держаться подальше от города, где их больше не любят. Я согласился, и провёл там четыре года.