Павел Амнуэль - Капли звёздного света. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 2

Хотя на самом-то деле это была историческая повесть о судьбе художника в тоталитарном обществе. Будь то древний Кемт, современный СССР или иная страна, во главе которой стоит тиран…

Год спустя «Суд» был опубликован в сборнике антирелигиозных детективов «Брат Иуда». История тоже достаточно любопытная. Вскоре после публикации повести в «Искателе» я получил письмо-предложение от составителя сборника Сергея Белозерова.

«Но ведь это будет сборник детективов, да еще и на антирелигиозную тему, – с недоумением ответил я. – Ни к детективному жанру, ни к антирелигиозной пропаганде „Суд“ отношения не имеет».

«Да, – согласился Белозеров, – но повесть мне очень понравилась, а объяснение, почему она оказалась в таком сборнике, мы уж как-нибудь придумаем».

И придумал – при этом Белозеров очень точно сформулировал политическую идею, которая в нашей повести содержалась и из-за которой «Суд» двадцать лет не мог найти издателя. «…Не стоит причислять повесть ни к историческому, ни к детективному жанру, хотя элементы обоих в ней налицо. Это скорее притча, обязанная своим возникновением одному из самых трагических периодов недавней истории нашей страны»…

…В 1968 году, когда повесть была представлена Комиссии, вывод был единодушным: хорошо, но – непроходняк. Это было ясно всем членам Комиссии, кроме авторов, которые упорно в течение нескольких лет продолжали посылать рукопись в разные журналы…

***

Мы с Ромой Леонидовым продолжали вместе писать фантастику до самого отъезда Ромы в Краснодар. Потом – по переписке – написали (точнее, дописали, поскольку начали, когда Рома был еще в Баку) повесть «Суд». Но наши эксперименты в области фантастики закончились в конце шестидесятых.

Идей, как нам казалось, у нас хватало. Например, идея хронокинеза: изменение силой мысли ситуаций, уже происходивших в прошлом. Генриху идея понравилась – мы рассказали о ней еще до того, как начали писать рассказ. О придуманном сюжете рассказывать, однако, не стали – получили «добро» на идею и стали писать. По сюжету, дело происходило во время Гражданской войны в секретном «институте» белых на Урале. Главным персонажем рассказа, от лица которого велось повествование, был белый офицер, биолог по дореволюционной профессии. В «институте» проводили эксперименты на детях-сиротах. С помощью фантастического медицинского препарата мозг ребенка получал возможность «телепатии во времени», и главный герой собирался повернуть вспять российскую историю – не допустить Октябрьской революции.

Наверно, если бы мы рассказали Генриху сюжет, он посоветовал бы придумать что-нибудь другое, более «проходное». Но мы сначала написали рассказ и только потом показали Альтову. Нас удивило, что он не исправил в тексте ни слова. «Интересно, – сказал Генрих, возвращая рукопись. – Хороший рассказ. Что вы с этим собираетесь делать?»

Мы собирались отправить рассказ, как обычно, в «Уральский следопыт». Там уже были опубликованы рассказ Ромы «Танец века» и наш совместный рассказ «Обыкновенный уникум».

«Попробуйте», – коротко сказал Генрих, наверняка представляя, чем наша эскапада закончится. Виталий Бугров, редактировавший в журнале отдел фантастики, прислал нам обстоятельное письмо: написал, что претензий к художественной части нет, идея хороша, но «подумайте над личностью главного героя и местом действия. Попробуйте изменить и то, и другое, иначе хороший, в принципе, рассказ мы опубликовать не сможем».

– А раньше вы не могли догадаться? – пожал плечами Генрих. – Герой рассказа – белый офицер! Повествование – от первого лица! Место действия – белогвардейская научная лаборатория во время Гражданской войны! Цель – предотвратить Октябрьскую революцию! О чем вы думали, когда это сочиняли?

– Но вам рассказ понравился! – воскликнул Рома.

– И сейчас нравится, – спокойно сказал Генрих. – Поэтому я не мешал вам поступать так, как вы считали правильным. Что ж, теперь вы имеете представление о том, что можно публиковать в Советском Союзе, а что – нет.

Эпопея с «Судом» тогда еще даже не началась, и соответствующего опыта у нас не было. Кто нам тогда преподал урок? Генрих, не мешавший поступить по-своему, или советская власть? Как бы то ни было, после этой истории мы написали «Суд» – на этот раз по идее, подсказанной Генрихом. И говорили «крамолу» не прямым текстом, как в отвергнутом «Хронокинезе», а эзоповым языком иносказаний.

Не противоречил ли Генрих сам себе? Он говорил, что «кукиши в кармане» вредят фантастике – с одной стороны. С другой – с одобрением относился к таким же, по сути, «кукишам» в наших с Ромой рассказах.