Станислав Лем - Собрание сочинений в 10 томах. Том 2. Солярис. Возвращение со звезд

— В Инфоре, Брегг... Гэл... слушай, я хотела тебе объяснить...

— Ничего не надо объяснять, Наис.

— Ты сердишься. Но пойми...

— Я не сержусь.

— Гэл, правда. Приходи ко мне сегодня. Придешь?

— Нет, Наис. Скажи, пожалуйста, сколько это — двадцать с чем-то тысяч итов?

— Как сколько? Гэл... ты должен прийти.

— Ну... сколько времени можно на них прожить?

— Сколько хочешь, ведь живешь бесплатно. Но сейчас не об этом. Гэл, если ты захочешь...

— Подожди. Сколько итов ты тратишь в месяц?

— По-разному. Иногда двадцать, иногда пять или вообще нисколько.

— А-а-а. Спасибо.

— Гэл! Послушай!

— Слушаю.

— Не нужно такого конца...

— Нет никакого конца,— сказал я,— потому что не было никакого начала. Спасибо тебе за все, Наис.

Я положил трубку. Что такое: жить бесплатно? Вот что меня интересовало в данный момент больше всего. Значит ли это, что есть какие-то вещи, какие-то услуги задаром?

Опять замурлыкал телефон.

— Брегг слушает.

— Администрация. Господин Брегг, Омнилокс прислал ваш кальстер. Отправляю его наверх.

— Спасибо. Алло!

— Я слушаю.

— Нужно ли платить за номер?

— Нет. К вашим услугам.

— Совсем ничего?

— Совсем ничего. К вашим услугам.

— А есть ли в гостинице... ресторан?

— Да, четыре ресторана. Вам угодно завтрак в номер?

— Хорошо. А... за еду я должен платить?

— Нет. К вашим услугам. Кальстер уже у вас. Сию минуту будет завтрак.

Робот отключился, и я не успел спросить, где искать этот самый кальстер. Встав из-за письменного стола — он, покинутый, тут же уменьшился и увял,— я увидел нечто вроде пюпитра, выраставшего возле двери, из стены; там лежал обернутый в прозрачный пластик плоский предмет, похожий на маленький портсигар. С одной стороны был ряд окошечек, в них виднелось число 11001000. Внизу — две крошечных кнопочки, единица и ноль. Растерявшись, я смотрел на них, пока вдруг не понял, что сумма 5000 занесена на счет по двоичной системе. Я нажал на единицу, и на мою ладонь выпал маленький пластмассовый треугольник с цифрой 1. Значит, это было печатное или штамповальное устройство, изготавливающее деньги на сумму, указанную в окошечках,— цифра наверху уменьшилась на единицу.

Одевшись и уже собираясь уходить, я вспомнил про Адапт. Связался с ним и объяснил, что не смог найти их человека в Терминале.

— Мы уже беспокоились о вас,— произнес женский голос,— но утром узнали, что вы поселились в «Алька-роне»...

Они узнали, где я! Почему же не отыскали меня на вокзале? Конечно, меня потеряли нарочно: я должен был заблудиться, чтобы осознать, сколь неуместен был мой «бунт» на Луне.

— У вас отличная информация,— любезно ответил я.— Пока что я осматриваю город. К вам прибуду позже.

Я вышел из комнаты; коридоры, серебряные и движущиеся, пол скользил вместе со стенами — это было для меня ново. Я спустился на эскалаторе, минуя на очередных этажах бары; один — зеленый, словно погруженный в воду, на каждом ярусе преобладал какой-нибудь один цвет; серебряный, золотой, мне это уже надоело до смерти. А ведь прошел один день! А им нравится. Забавно! Странные вкусы. Я вспомнил ночной вид на Терминал.

Нужно немножко привести себя в порядок, решил я, выходя на улицу. День был облачный, но облака — светлые, высокие, сквозь них иногда проглядывало солнце. Только теперь я увидел — с бульвара, посреди которого тянулся двойной ряд огромных пальм с розовыми, как языки, листьями,— панораму города. Здания стояли отдельными островами, кое-где в небо упирались остроконечные башни, этакие застывшие извержения строительного материала неправдоподобной высоты. Наверняка они насчитывали несколько километров. Я знал — кто-то говорил мне еще на Луне,— что теперь таких уже не строят и стремление ввысь умерло естественной смертью сразу же после их сооружения. Они были просто памятником архитектурной эпохи, ведь, кроме высоты, смягчаемой лишь их стройностью, они ничем не радовали взор. Они походили на темно-коричнево-золотые, бело-черные, в поперечную полоску или серебряные трубы, которые должны были не то подпирать, не то ловить тучи, а установленные на них посадочные площадки на фоне неба напоминали этажерки.

Несравненно приятнее выглядели новые дома, без окон, с разукрашенными стенами. Здесь город казался гигантской художественной выставкой, смотром мастеров цвета и формы. Не могу сказать, что мне нравилось все, украшавшее эти двадцати- и тридцатиэтажные сооружения, но для стопятидесятилетнего зрителя мой вкус был не так уж консервативен. Особенно мне понравились дома, разделенные пополам садами (а может, оранжереями с пальмами), таким образом, что здание было посередине разрезано и как бы подвешено на воздушной подушке (стены высотных зимних садов были стеклянные), приятные своей нечеткостью полосы буйной зелени пересекали строение, создавая впечатление легкости.