Станислав Лем - Собрание сочинений в 10 томах. Том 2. Солярис. Возвращение со звезд

— Нет.

— Но ты же дрожишь?

— Просто так.

— И... пойдешь со мной?

Она кивнула два раза, как ребенок. Я обнял ее так бережно, как только мог, словно она была стеклянной.

— Не бойся,— прошептал я.— Посмотри...

У меня тоже дрожали руки. Почему они не дрожали, когда я постепенно седел, ожидая Ардера? До каких тайников, до каких закоулков души я наконец добрался, чтобы узнать себя?

— Садись,— предложил я,— ведь ты все еще дрожишь? Или нет, подожди.

Я положил ее на свою постель. Укрыл до подбородка.

— Так лучше?

Она кивнула. Я не знал, только со мной она такая молчаливая или у нас так принято.

Я опустился на колени перед кроватью»

— Расскажи мне что-нибудь,— прошептал я.

— Что?

— О себе. Кто ты. Что делаешь. Чего хочешь. Нет — чего ты хотела раньше, пока я не свалился тебе на голову.

Она слегка пожала плечами, будто говоря — «мне нечего сказать».

— Не хочешь? Почему, разве...

— Не важно...— ответила она. Эти слова будто ударили меня. Я попятился.

— Почему... Эри... Почему,— бормотал я. Но я уже понял. Хорошо понял.

Я вскочил и стал ходить по комнате.

— Не хочу так» Не могу. Не могу. Так нельзя, я...

Я остолбенел. Снова. Ведь она улыбалась. Легкой, едва заметной улыбкой.

— Эри, что...

— Он прав,— проговорила она.

— Кто?

— Тот... ваш приятель.

— В чем?

Ей трудно было ответить. Она отвела взгляд»

— В том, что вы... неумны.

— Откуда тебе известно, что он так сказал?

— Я слышала.

— Наш разговор? После обеда?

Она кивнула. Покраснела. Даже уши у нее порозовели.

— Я не могла не услышать. Вы говорили слишком громко. Я хотела выйти, но...

Я понял. Дверь ее комнаты выходила в холл. Какой кретин, подумал я — о себе, конечно. Я был ошеломлен.

— Ты слышала все?..

Она кивнула.

— И знала, что я говорю о тебе?

— Угу.

— Почему? Ведь я не произнес твоего имени...

— Я поняла еще раньше.

— Каким образом?

Она покачала головой.

— Не знаю. Поняла. Точнее, сначала я подумала, что мне только кажется.

— А потом?

— Не знаю. Так, в течение дня. Чувствовала это.

— Ты очень боялась? — мрачно спросил я.

— Нет.

— Нет? Почему?

Она еле заметно улыбнулась.

— Вы совершенно, совершенно, как...

— Как что?!

— Как в сказке. Я не знала, что можно... таким... быть... и если бы не то, что... вы знаете... я думала бы, что мне это снится...

— Уверяю тебя, не снится.

— Ох, не знаю. Так только сказала. Вы знаете, о чем речь?

— Нет. Видно, я тупой, Эри. Да, Олаф прав. Я болван. Настоящий болван. Поэтому скажи мне яснее, хорошо?

— Хорошо. Вы думаете, что вы страшный, а вы совсем не такой. Вы только...

Она замолчала, словно не могла найти слова. Я слушал ее, раскрыв рот.

— Эри, детка, я... я совсем не думал, что я страшный. Глупость. Клянусь тебе. Только, когда я прилетел, и наслушался, и узнал разные разности... хватит. Я уже много наговорил. Слишком много. Никогда в жизни я не был таким болтливым. Говори, Эри. Говори.— Я сел на кровать.

— Мне нечего больше сказать, правда. Только... я не знаю...

— Чего не знаешь?

— Что будет?..

Я наклонился над ней. Она смотрела мне в глаза. Ее веки не дрогнули. Наше дыхание слилось.

— Почему ты разрешила мне тебя целовать?

— Не знаю.

Я прикоснулся губами к ее щеке. К шее. Я лежал, положив голову ей на плечо, изо всех сил стискивая зубы. Такого со мной никогда не было. Не знал, что такое может случиться. Мне хотелось плакать.

— Эри,— беззвучно, одними губами, шепнул я.— Эри. Спаси меня.

Она лежала неподвижно. Я слышал, словно издалека, учащенные удары ее сердца. Я сел.

— Разве...— начал я, но не отважился закончить. Встал, поднял лампу, поставил письменный стол, наткнулся на что-то — это был туристский нож. Он лежал на полу. Я засунул его в сумку. Повернулся к ней.

— Я выключу свет,— сказал я,— хорошо?

Она не ответила. Я нажал на выключатель. Мрак был кромешный, даже в открытом окне не было видно никаких, даже самых далеких огоньков. Ничего. Черно. Черно, как там.

Я закрыл глаза. Тишина звенела.

— Эри...— прошептал я. Она не отозвалась. Я чувствовал ее страх. На ощупь я направился к постели. Старался услышать ее дыхание, но только тишина звенела, охватывая все пространство, словно материализовалась в темноте и стала ею. Я должен уйти, подумал я. Но я наклонился и в каком-то ясновидении нашел ее лицо. Она задержала дыхание.

— Нет,— выдохнул я.— Ничего. Совсем ничего.

Я дотронулся до ее волос. Кончиками пальцев гладил их, изучал, еще чужие, неожиданные. Мне очень хотелось понять все. А может, нечего было и понимать? Какая тишина. Спит ли Олаф? Вероятно, нет. Он сидит, прислушивается. Ждет. Не пойти ли к нему. Я не мог. Это было слишком неправдоподобно. Я не мог. Не мог. Положил голову на ее плечо: одно движение — и я был возле нее. Почувствовал, как все ее тело одеревенело. Она отодвинулась. Я шепнул: