В любом случае , нововакуум кажется целеустремленней нашего. Касс это скорее рассердило, чем напугало. Разговоры о безостановочной конверсии вакуума были неотвратимы. Они пять лет угрохали, исключая ее возможность, проверяя соблюдение правил Сарумпета для каждого графа, какой вообще имел к ней отношение. Большей осторожности они не могли бы себе позволить.
Райнци тихо проговорил:
— Предположим, что нововакуум разрастается. Но что происходит, когда на его пути встречается какая-то примесь? Это когерентное состояние, которое стабильно только в идеальной изоляции, в самом сердце самого глубокого вакуума во Вселенной. Оно чрезвычайно уязвимо. Как только оно встретится с несколькими случайными нейтрино и выйдет из когерентности, останутся всего лишь сорок восемь ароматов [20] Здесь: квантовая разновидность. В квантовой хромодинамике ароматом называется квантовое число, характеризующее тип кварка или лептона. (прим. перев.)
обычного вакуума, и все с разными историями. Безвредных ароматов.
Ливия просительно взглянула на Касс. Казалось, что она хочет сделать Касс провозвестницей дурного, вместо того, чтобы, как обычно, взять эту роль на себя.
Касс оказала ей эту услугу.
— Хотелось бы, чтоб ты был прав, Райнци, но твой аргумент некорректен. Это все равно что сказать, будто наш родной вакуум представляет собой суперпозицию различных искривленных версий нововакуума. Если мы имеем дело с новым законом вакуумной динамики, и он действительно предусматривает строгое сохранение нововакуума, то, в согласии уже с этим законом, наш собственный вакуум будет тем неустойчивым квантовым объектом, который ждет не дождется декогеренции.
Райнци обдумал ее слова.
— Ты права, — признал он. — Но даже это не приближает нас к пониманию процессов, происходящих на границе. Ни один специальный закон не поможет нам там. Мы поймем, что случится с барьером, только в том случае, если выведем более общий закон.
Касс рассмеялась, и в ее смехе прозвучала горечь.
— А какая разница, что мы поймем? Мы даже не сможем ни с кем поделиться этим знанием! Мы не в состоянии предупредить их!
Барьер перемещался не со скоростью света (в противном случае они вообще бы не пробудились к жизни, потому что он давно поглотил бы фемтомашину), но было маловероятно, что он движется так медленно, чтобы их оригиналы даже успели его заметить, не говоря о бегстве.
В любом случае знания, добытые клонами, окажутся бесполезны. Шанса открыть их окружающему миру не было. Фемтомашина разработана для единственной задачи — вычислить своих обитателей. Но не для их блага. После нее останется только мусор. Даже если бы им удалось закодировать сообщение в продуктах распада, никто не додумается его там искать.
Сопровождавшие ее по жизни слоганы противников Виртуальной Реальности с новой силой зазвучали в голове, и ей внезапно захотелось сорвать эту маску с лица, точно ядовитую, слепящую паутину, захотелось вынырнуть обратно в базовую Реальность, увидеть и почувствовать ее. Обрести настоящую кожу, вдохнуть настоящий воздух… это бы все изменило. Если бы только она могла увидеть мир собственными глазами, реагируя на него в согласии с инстинктивными программами родного тела, то наверняка избежала бы любой опасности. Она знала это.
Так противоестественно, что почти забавно. Она в опасности в миллиарды раз большей, чем любая, какую можно было надеяться испытать во плоти. У нее в распоряжении все рефлексы, все интеллектуальные способности, притом работают они в миллиарды раз быстрее.
И все это зря. Просто стыдоба.
― А яркость растет, — заметил Зулкифли.
Касс изучала результаты со всем доступным ей хладнокровием. Медленный, но неуклонный рост скорости образования частиц был очевиден и легко отличим от фоновых флуктуаций, маскировавших его на первых порах. Это могло означать только одно: барьер расширяется. У нее в памяти услужливо всплыли смехотворно натянутые варианты доброкачественного объяснения этого факта: например, фрактализация границы, позволявшая площади возрастать, а объему нововакуума — сокращаться. Если не принимать их во внимание, то становилось совершенно ясно, какой именно вакуум порождает наблюдаемые частицы. Тот, о котором она всегда думала, точно об элегантной, но непрактичной прихоти воображения, очаровательном мифическом звере, вызванном к жизни биоинженерным колдовством: избалованном, привыкшем к защите, неспособном и пяти минут продержаться вне клетки с прозрачными стенами. Теперь же, вырвавшись на волю, он безжалостно пожирал своего старого дикого сородича. Она призвала не одинокого беззащитного беглеца из несуществующего мира, но сам этот мир, и, похоже, он убедительно доказывает , что может быть не менее самостоятельным и жизнестойким, чем ее собственный.
Читать дальше