Сергей Розвал - Невинные дела. Роман

Господин Грехэм ждет, что история разберется. А того, что история уже разобралась, господин Грехэм не замечает. Зато это очень хорошо заметили наши правители - вот почему они и хотят «поправить» историю атомной бомбой. Хотите ли вы, господин Грехэм, помогать им в этом? Некогда властители земли бросили Галилея в темницу за то, что он посмел заявить, что Земля вертится. Теперь властителям Земли этого мало: они хотели бы остановить Землю, остановить историю, остановить прогресс!.. И они вообразили, будто это можно сделать при помощи науки! Но наука, которая может верить в эту нелепость, перестает быть наукой!

Господин Филрисон призывал нас к мирному соревнованию с Коммунистической державой. Я два месяца был в Коммунистической стране и видел: там делается как раз то, о чем говорил Филрисон. Там атомная энергия нужна для того, чтобы менять течение рек, создавать искусственные моря, пробивать горы, орошать степи и осушать болота. Зачем Коммунистической державе завоевывать чужие земли? Разве, меняя климат, орошая степи, увеличивая их плодородие, поднимая целину, она не завоевывает новые земли внутри своих границ?

А вы, господин Грехэм, напоминаете нам, что ученые Коммунистической державы не отказались от производства атомных бомб! Как они могут это сделать, когда наши правители с земли и с неба грозят им превентивной атомной войной? А слышали вы, господин Грехэм, чтобы кто-нибудь когда-нибудь в Коммунистической державе звал к войне и грозил атомной бомбой? За время моего пребывания там я этого не слышал даже в частных разговорах. Всякий, кто высказался бы так публично, попал бы в сумасшедший дом или в тюрьму, - там ведь действует закон о защите мира.

Вопрос ясен: хотим ли мы, чтобы наука стала наукой и принесла счастье человечеству, или мы готовы выдать науку поджигателям войны, готовы согласиться, чтобы она принесла горе и смерть миллионам людей и миллиарды сверхприбылей немногим докпуллерам? Слово за вами, господа ученые!

Однако и речью Эрнеста Чьюза дело не кончилось. И лишь после длительных прений собрание наконец решило обратиться к правительству с призывом пересмотреть свою внешнюю политику и заключить соглашение о запрещении оружия массового уничтожения.

Затем состоялось поименное подписание воззвания. Однако многие ученые воздержались подписаться под воззванием. Нашлись среди ученых и шутники. Молодой инженер Райч подошел к профессору Безье со словами:

- Вот, профессор, специально для вас: дополненный экземпляр воззвания. - И Райч протянул Безье лист.

- Что это? - спросил Безье.

- Воззвание о запрещении атомной бомбы и кремневых ножей. Теперь у вас нет оснований…

Безье не дослушал и круто повернулся к выходу.

Уезжая с собрания, Эрнест Чьюз сказал отцу:

- Я пригласил к себе сегодня вечером Грехэма. Приезжай и ты, отец. Экземпляр любопытный, но с вывихом.

- А тебе хочется, Эрни, выправить все вывихи на свете? Нет уж, занимайся сам. У тебя это выйдет лучше. Да я для него и слишком мастит: откровенного разговора не получится.

Эрнест невольно усмехнулся. Странный человек отец. Раньше он и признавать не хотел политики. А после лавины бед, обрушившейся на его голову во время борьбы за «лучи жизни», он прозрел и не может понять, почему многие упорно не хотят стать зрячими. Ему кажется, что достаточно откровенно поговорить с Грехэмом - и у того глаза сразу откроются.

«Но, с другой стороны, отец прав, - думал Эрнест. - Да, хотелось бы выправить вывихи, если и не все на свете, то, по крайней мере, у всех ученых, конечно, у честных - такие, как Безье, Уайтхэч, Ундрич попросту враги».

Всю свою деятельность, всю энергию Эрнест Чьюз в последние годы посвятил этой «борьбе за ученого». Двадцать лет минуло с тех пор, как еще юношей со своим другом Эндрью Роуном в лаборатории отца он был занят только наукой. Затем произошла тяжелая ссора с отцом: старик не мог примириться с тем, что сын и Роун вступили в «Ассоциацию прогрессивных ученых» - ведь это же политика! Он обвинил Роуна в «дурном влиянии» на Эрнеста. Роун ушел, не поговорив, не простившись с Эрнестом. Близкий друг исчез бесследно - много позже Эрнест узнал, что он погиб за океаном, командуя батальоном иностранных добровольцев, сражаясь за свободу чужого народа. Тень погибшего стала между сыном и отцом. Уйдя из лаборатории отца, Эрнест все активнее участвовал в политической жизни, но не оставлял и науку: он сделал несколько крупных открытий. Но едва он был избран председателем Ассоциации прогрессивных ученых, его начали отовсюду вытеснять. Сначала отобрали кафедру в институте, затем отобрали преподавание и в колледже. Двери всех учебных заведений и лабораторий плотно захлопнулись перед ним. И все же, когда однажды его друг Рэдчелл, редактор коммунистической газеты «Рабочий», спросил его: «Эрни, ты не жалеешь, что выбрал этот путь?», Эрнест ответил: «Часто ученый всю свою жизнь посвящает какой-нибудь одной научной проблеме. У отца это были «лучи жизни». Он их открыл, он же их и уничтожил. А что, если бы можно было сделать такое открытие, чтобы все изобретения применялись бы исключительно на пользу и никогда во вред человечеству - как ты думаешь, Гоувард, - это научная проблема? Стоит посвятить ей всю жизнь? Ну вот, я это и сделал». Рэдчелл понимающе улыбнулся и пожал другу руку.