Лили Блек: Летучая мышь

Два дня похода через джунгли прошли абсолютно нормально. Девушка была молчалива, но я все же вытянул из нее кое-какую информацию. Она говорила, что неподалеку от деревни живут Древние, которые пьют кровь. Я только улыбался, когда она, стараясь убедить меня в своей правоте, рассказывала о повешенных вниз головой на деревьях трупах с содранной кожей, о рваных ранах на горле, о домашних животных, полностью обескровленных. Я вспоминал о том, что ЦРУ разработало целую систему для подавления партизанского движения в Латинской Америке, в которую входили именно вот такие действия. Коммандос устраивали настоящую охоту на партизан, оставляли следы звериных лап, а суеверные местные жители уходили с насиженных мест, испуганные появлением вампира. Я смеялся, а она, поняв, что я совершенно не верю в рассказы, замкнулась в себе, пообещав, что я еще увижу все то, о чем она говорила. Она поглядывала на меня искоса своими темными глазищами, хмурилась и что-то бормотала про себя. Но я только улыбался ее наивным суевериям.

Я все еще улыбался, когда на третий день пути мы наткнулись на труп. Все было так, как она описывала. Привязанный лианами к дереву вверх ногами человек висел, окруженный гудящим облаком насекомых. Но из разорванного горла не вытекло ни капли крови. Понимаете, ни капли! Мухи ползали по открытой ране, но края этой раны были белыми и обескровленными. Они выглядели… обсосанными!

Девушка торжествующе улыбнулась мне, взмахом руки указывая на мертвеца. Я попятился, испуганный блеском ее глаз. Между полуоткрытых нежных губ мелькнули внезапно заострившиеся зубы. Или они всегда были такими, но я не обращал внимания? Она шагнула ко мне, начиная петь высоким голосом. Я не понимал слов, но интонация показалась мне зовущей. Девушка поднимала руки, разворачивая ладони вверх призывным жестом, закрывала глаза, и пела, пела, пела. Голос то падал в тихий шепот, то поднимался почти криком. Я недвижимо стоял, глядя на ее, зачарованный песней, словно птица перед змеей.

Я так и стоял, когда за моей спиной зашумели крылья, а что-то закрыло солнце. И закричал, перекрывая торжествующую песню девушки, увидев огромную летучую мышь, падающую прямо на меня…

Так, как я бежал тогда, я не бегал больше никогда. Я ломился через джунгли, как перепуганное животное, утратившее разум. Но он догнал меня. Тот, который летел на ночных крыльях среди дня.

И мир закружился, проваливаясь в кровавую пелену…

Я никогда не рассказывал этой истории никому. Даже своей жене, которая знала обо мне абсолютно все, и всегда понимала меня. Я убедил себя, что все это был сон, вызванный неумеренным употреблением охлажденного вина на тропической жаре. Я улетел с Острова первым же рейсом и никогда больше туда не возвращался. Со временем память об этом случае сгладилась, все стало представляться менее реальным, словно было и не со мной. Единственное следствие той истории было то, что я начал писать романы ужасов, вместо сентиментальных любовных историй. Я думал, что это было — единственным следствием.

Год назад умерла моя жена, и я переселился в наш старый особняк в деревне. Здесь хорошо и спокойно, а мои дети иногда приезжают в гости, привозя внуков. Я был бы счастлив тут, если бы не мои сны. Мне каждую ночь снится одно и то же, в чуть различающихся вариантах. Я взлетаю, разворачивая черные крылья летучей мыши. Я охочусь на животных, разрывая мягкое горло, и пью дымящуюся кровь. А недавно мне приснился мальчик, которому я разорвал горло в его собственной спальне. Я помню огромного плюшевого медвежонка, сидевшего на тумбочке рядом с его кроватью…

Стив выронил листы рукописи, услышав выстрел, раздавшийся на втором этаже дома. Внезапно он вспомнил о старом халате, висящем в спальне для гостей. Старый домашний мужской халат. Полоска бордовая, полоска желтая, полоска бордовая, полоска желтая…