Борис Лапин - Под счастливой звездой

Очень важно, чтобы все получилось. Он обязан любой ценой спасти Ларри Ларка. А кроме того, там Церр, и надо доказать ему, что люди не такие, какими он их считает. Впрочем, дело даже не в Церре. В конечном счете Церр — уже вчерашний день, прошлое человечества, и, как представителя прошлого, его можно понять и простить. Ведь он любил Аниту. И с нею потерял все. Но там еще стажер, мальчишка, впервые выпорхнувший в космос. Птенцу будет полезно узнать, что такое космическая этика. Да и нельзя допустить, чтобы птенец разуверился в человеке. Не в нем именно — в человеке вообще. Каждый из нас в силах чуточку приблизить будущее, стало быть, обязан приблизить.

Ну что ж, рискнем. Раз… два…

Три! Руно Гай резко принял штурвал на себя. Едва не коснувшись брюхом обшивки судна в месте повреждения, лодка взмыла вверх и прошла в полуметре над «Толчинским».

— Неплохо для первой примерки, — сказал себе Руно, пытаясь сдуть щекочущую струйку пота. — А теперь — к черту Церра, к черту стажера, к черту меня самого! Теперь я имею право думать о Норе. Только о Норе…

Но у него уже почти не оставалось времени думать о Норе. Описав петлю, лодка снова устремилась к судну.

«Так вот, Нора, — думал он азартно, весело и легко, как в лучшие свои годы, — вот что хочу я сказать тебе на прощанье, золотая моя, а ты поразмышляй на досуге. Все идет к тому, что рано или поздно люди станут практически бессмертны. Мы уже сейчас живем вдвое-втрое дольше, чем двести лет назад. И все, что мы делаем, мы делаем для человека, для его блага, для его счастья, для расцвета его талантов и способностей. Но поверь мне, Нора, поверь, голубка: как бы ни любили мы жизнь, мы никогда, слышишь, никогда не будем бегать от смерти и прятаться от нее. Пусть она от нас убегает. Как в той старинной песне: „смелого пуля боится, смелого штык не берет“.»

Раз…

И тут он вспомнил, что такое штык. Это острый клинок на военном ружье. Еще в двадцатом веке люди кололи друг друга этим штыком. Насмерть. Трудно представить: государства посылали миллионы людей, чтобы они кололи друг друга штыками! Это называлось — война…

Два…

«Но и тогда, Нора, уже тогда штык не брал смелого. И пуля боялась! И так будет всегда, покуда человек останется человеком…»

Три!

Его ослепило, сплющило и, закрутив штопором, отшвырнуло прочь.

— Он сумасшедший! — закричал Мелин. — Он пошел на таран!

Бентхауз сел, спрятав лицо в ладони. Другоевич хрустнул пальцами и отвернулся. Только Церр, казалось, был удовлетворен: разве он не предсказывал?..

— Ха, струсил! — возликовал Мелин. — В последний момент струсил и свернул. Ну и тип! А я-то перед ним преклонялся в детстве! По-моему, коллега Церр прав, лучше нам трогать отсюда, он явно не в своем уме.

— Зубами… — пробормотал Ларри, не открывая глаз. — Он хочет… зубами…

Бентхауз поднес ему воды.

— Выпейте, Ларри. Не пьет. Бредит.

— Я не брежу. Ты понимаешь, Другоевич, что он хочет? Понимаешь?

— Да, капитан. Сейчас он зайдет снова. Я обязан воспрепятствовать этому. Черт с ним, с риском — включаю все двигатели. Он же убьет себя!

Ларри помотал головой:

— Поздно.

— Это опасно, капитан? — схватил его за руку Мелин. Ларри Ларк не шевельнулся. — Скажите, Другоевич, это опасно?

— Очень, — усмехнулся бортинженер.

— Он хочет убить нас, да? Это он мстит вам, Церр. Не надо было называть ваше имя. Но, может, еще не поздно… если включить двигатели?

— Не мечитесь, юноша! — почти ласково обратился к нему Церр. — Стоит ли так дрожать за свою жизнь? Это опасно не для нас — для него.

«Толчинского» подбросило, потом послышался скрежет, будто по корпусу провели гигантской пилой.

Когда на экране появилось изображение, на несколько секунд сбитое ударом, от борта судна плавно отваливался изуродованный, с рваными краями обшивки двигатель. Из срезанной трубы плазмопровода хлестало пламя, но уже не вбок, а почти точно назад. Лодки нигде не было видно.

Они долго не могли прийти в себя. Вдруг Бентхауз испуганно вскрикнул: стена, на которой он сидел как на полу, постепенно снова превращалась в стену.

— Соломоново… решение, — уголком рта улыбнулся Ларри Ларк.

— Вот и все, вот и нет двигателя, — устало проговорил Другоевич. — А реактор гонит в него плазму, как ни в чем не бывало. Что ж, Руно Гай и это предусмотрел: люк остался закрытым, значит, нам остается одно — идти навстречу спасателю.

— А как же… бакенщик? Что с ним?

Церр не дождался ответа. Его тревожный вопрос повисел в воздухе и растаял.