Михаил Пухов - Семя зла (сборник)

Но времени на размышления у меня уже нет. Поворачиваюсь к иллюминатору и начинаю наблюдать, как этот деятель будет садиться.

А из иллюминатора открывается такой пейзаж. Стоит моя колымага, слегка покосившись (это не страшно, шасси у нас специальное, астероидное, очень надежное), посреди ровной площадки. Площадка со стадион, а там и горизонт. Планета вся, извините, меньше Фобоса. Из-за горизонта горы торчат. Планетка вращается медленно. В данный момент мы находимся на дневной стороне, и всю эту картину освещает Солнце, которое где-то у меня за спиной, я его не вижу. Тени густые, как полагается. В черном небе только звезды, никакого выхлопа или блеска. Словом, все основания считать, что меня только что посетила слуховая галлюцинация.

Но я все-таки смотрю в иллюминатор как приклеенный. И правильно делаю, потому что тут-то и начинается самое интересное.

Момента посадки я не засек: то ли мигнул, то ли что. Секунду назад не было ничего ни внизу, ни в небе, и вдруг вижу — прямо рядом со мной, метрах в тридцати, сидит на камнях космолет. И какой! Вылитая летающая тарелка, будто с карикатуры.

Я, честно говоря, сразу сообразил, что это пришелец откуда-то издали. Нет, не удивился, некогда было. Вылезает он из тарелки, пришелец-то, и топает ко мне прямиком через разделяющую нас площадку.

Как он из тарелки вышел, я опять-таки не заметил. Тарелка глухая была — диск метров двадцать в диаметре, никаких люков или иллюминаторов. А этот пришелец как-то внезапно появился рядом с ней и вот уже приближается ко мне.

На человека он и похож, и не похож. Без скафандра. Голова одна, ног две. Рук тоже две, болтаются так забавно. И главное, в руке у него тот самый брикет, какой мне в свою колымагу вставить надо.

До сих пор ума не приложу, как он внутрь кабины проник, вероятно, прямо сквозь стену. Молча протягивает мне брикет, и мои пальцы автоматически вставляют его куда нужно. Теперь колымага к старту готова. Тут пришелец на чистом русском языке прощается, а сам поворачивается ко мне спиной, чтобы выйти сквозь стену и вообще уйти, улететь на своей тарелке.

А я, естественно, начинаю бормотать что-то несвязное. Просить, чтобы он остался хоть ненадолго.

Он, представьте себе, охотно согласился. Оказывается, он услышал сигнал случайно. Он уже летел домой через гиперпространство, а до этого работал некоторое время у нас в системе. У них есть какое-то галактическое объединение, куда Земля еще не входит. Почему так, он отвечать отказался. Не его, мол, ума дело, этим занимаются специалисты. И правильно, по-моему.

Сам он специализировался в другой области. Он инспектировал биосферы. Таких инспекторов у них в объединении множество. Работа у них простая. Колесят от планеты к планете и следят, чтобы жизнь развивалась нормально. А если что не так, сразу дают сигнал куда следует. И таких инспекторов много, потому что обитаемых планет миллионы, и они должны посещать каждую раз в тысячелетие.

Интересная работа. Мне она напомнила мою собственную. Мы ведь тоже летаем и осматриваем — правда, не планеты, а планетоиды, но не в этом суть. И вот мы некоторое время беседуем о наших общих проблемах, очень доброжелательно, а потом этот пришелец опять встает и собирается уходить.

И я с опозданием понимаю, что к нам он прилетел тоже работать. А какая у него работа? Инспектировать биосферы. А где еще в Солнечной системе биосфера, как не на Земле? Выходит, он сюда прилетел специально, чтобы нас инспектировать!

Здесь, само собой, появились у меня разные мысли. Но я виду не подал. Спрашиваю его спокойно, по-дружески:

— Ну и как, — спрашиваю, — наша биосфера? Все нормально? Никаких нарушений не обнаружили?

Голос у него после моих слов хмурым стал, невеселым.

— Нет, — говорит, — не то чтобы очень нормально. Я, — говорит, — выявил у вас на Земле болезнь экспоненциального роста.

— Это что же, — спрашиваю, — за болезнь такая?

— Самая страшная, — говорит. И пошел. Начал бубнить про равновесие и гомеостазис. Сейчас-то о них все газеты трубят, а тогда мне это было в диковину. Биосфера, говорит, должна находиться в равновесии. Она развивается по тем же законам, что и живой организм. В организме одни клетки умирают, их заменяют другие, но необходимо, чтобы этот процесс не прерывался. Если баланс нарушится, организм гибнет. Так и биосфера.

Словом, намек совершенно прозрачный. Это он нашу цивилизацию имеет в виду. Наш прогресс ему, видите ли, не нравится. Но говорит туманно, больше об общих закономерностях. Оказывается — по его словам, — прогресс сам по себе еще не болезнь. Но ему не следует протекать слишком бурно. Разумный вид должен развиваться осторожно, внутри своей экологической ниши, не мешая другим. Нужно, чтобы развитие было качественным, но не количественным. И так далее.