Уильям Тенн - Обитатели стен

Франклин повернулся к Первой Жене Вождя Оттилии, и оба уставились туда, где в центре своего отряда стоял Томас-Капканолом, как будто даже не замечавший поднявшегося переполоха.

— Что это значит, Томас? — требовательно спросил вождь — вся его вежливость и учтивость испарились в мгновение ока. — К чему ты клонишь? Что это за третья категория, которую вы замыслили?

— К чему я клоню? — непонимающе поинтересовался Томас. — Я тут ни при чем. Мальчик имеет право выбрать себе категорию. Если он хочет совершить Кражу третьей категории, ну что ж, это его дело. Какое я имею к этому отношение?

Вождь пристально посмотрел на Томаса, потом резко повернулся к Эрику и кратко заметил:

— Ну что ж. Ты сделал свой выбор. Третья категория. А теперь перейдем к торжественной трапезе.

Но настроение у Эрика почему-то внезапно испортилось. Пир в честь его инициации, предшествующий первой Краже, — как он ждал этого! — но теперь он чувствовал, что оказался замешанным в каких-то таинственных и опасных событиях, подспудно происходящих в Человечестве.

И вождь явно считал его одним из основных виновников возникшего недоразумения. Обычно юноша, отправляющийся на свою первую Кражу, становился центром всех разговоров во время трапезы, происходившей в центральном коридоре. С одной стороны от него пристраивались женщины, с другой — мужчины, дети толпились по краям — там, где свет был более тусклым. Но на этом пиру вождь обращался к Эрику лишь в самых необходимых случаях, когда того требовал ритуал; все остальное время взгляд его безостановочно блуждал между Эриком и Томасом-Капканоломом.

Один раз Франклин встретился глазами с Оттилией, своей любимой и первой женой. Взгляд его был столь красноречив, словно он и вправду что-то сообщал ей поверх голов заполнившего весь коридор Человечества, хотя губы его и не шевелились. Они обменялись кивками и снова повернулись к дяде Эрика.

Присутствующие тоже ощущали напряженность атмосферы, мало кто смеялся, ничто не напоминало обычное веселье инициационного пиршества. Отряд Капканолома тесно сплотился вокруг своего главы: большинство воинов даже не удосуживались есть — все сидели в напряженных позах. Остальные военачальники, такие, как Стефен Сильная Рука и Гарольд-Копьеметатель, тоже выглядели встревоженными, и выражения их лиц свидетельствовали, что их одолевают невеселые мысли.

Даже дети вели себя на удивление тихо. Они разносили пищу, над которой женщины заблаговременно произнесли свои заговоры, и поспешно возвращались на свои места, не сводя со старших огромных глаз.

В результате Эрик почувствовал явное облегчение, когда Франклин Отец Многих Похитителей громко рыгнул, потянулся и разлегся на полу. Через несколько минут он уже крепко спал, оглашая коридор громким храпом.

Официально началась ночь.

Как только закончился период сна, и вождь проснулся и зевнул, провозглашая тем самым наступление дня, отряд Томаса-Капканолома отправился в путь.

Эрик, все еще называемый Одиночкой, нес в своем ранце бесценную набедренную ременную перевязь воина вместе с провизией, заботливо собранной женщинами на несколько дней. Они намеревались вернуться до наступления следующего периода сна, но, отправляясь в экспедицию во владения Чудовищ, приходилось быть готовыми ко всему.

Отряд сохранял походный порядок, широко растянувшись в длинную цепочку так, что каждый воин с трудом различал впереди идущего. Впервые в своей жизни Эрик нес лишь те копья, которые принадлежали ему. Запасное вооружение отряда, как и часть провизии, нес новый послушник, шедший за Эриком и взиравший на него с тем же смешанным чувством ужаса и восхищения, с которым когда-то и Эрик относился ко всем воинам.

Перед Эриком, то появляясь, то исчезая на поворотах тускло освещаемого коридора, шагал Рой-Бегун — его длинные, как ходули, ноги передвигались будто механически. А во главе цепочки, как было известно Эрику, шел его дядя. Томас-Капканолом двигался осторожно, но без лишних остановок; большим фонарем, привязанным ко лбу, он освещал то одну, то другую стену необитаемого коридора и снова устремлял луч вперед. Мускулистая рука Томаса сжимала тяжелое копье, готовая в любой момент отразить нападение; сурово сомкнутые уста могли в каждую секунду поднять сигнал тревоги в случае возникновения опасности.

Вот что означало быть мужчиной! Всю жизнь ходить в походы, рискованные экспедиции, овеянные славой, чтобы Человечество могло достойно питаться, иметь вооружение и жить, как оно того заслуживает. А после триумфального победоносного возвращения взирать на приветственный танец женщин, шествующих навстречу усталым воинам, подносящих воду и принимающих добычу, которую только они могли превратить в полезные для Человечества предметы. А потом, после трапезы и отдыха, танец воинов, в котором для всего племени воспеваются и изображаются подробности этой экспедиции — со всеми опасностями, которые пришлось преодолеть, со всеми выдающимися мужественными поступками, со всеми странными и таинственными приключениями и загадками, с которыми довелось столкнуться.