Василий Сидоров - Брошенные (СИ)

Приняв душ, Леша встал перед запотевшим зеркалом, и протерев его ладонью начал приводить себя в порядок, сбривая щетину на истощенном лице. Обработав многочисленные порезы, Леша покинул ванную.

– Вот! Уже на человека стал похож! С легким паром! Давай к столу – проговорил Федя суетящийся по кухне.

Леша молча сел и принялся поглощать подданный ему завтрак, напоминая накаченного успокоительным душевнобольного.

– Дай воды пожалуйста – сказал он смотря на фильтр с водой.

– На! А теперь слушай меня внимательно! – начал беседу Федор, ставя кувшин на стол.

Леша поднял на него свои стеклянные глаза и не проронил ни слова, наливая воду в пустую чашку из-под кофе.

– Раз уж мы вместе вляпались в это дело, то вот как мы поступим – сухим тоном продолжил Федор.

– Ты мне скажи ребенок как? Ты его врачу то показал? Ведь его кормить надо!– придя в себя спросил журналист, после чего залпом осушил чашку с водой.

– Пока ты лежал в отключке на моем любимом диване, кстати, я уже облетел весь город, и врача нашёл, и ребенка покормил и корову подоил, так что все в ней хорошо. Врач сказал: «Если девочка родилась, уже не утопишь.»

–Где она? И что значит мы, если ты меня в это втравил – холодно с недоверием проговорил Леша.

–Что ты не знаешь где новорожденных держат? В третьем роддоме, под наблюдением пока. И да Леша мы, я же не заставлял тебя туда лезть, сам поперся – говорил Федя на одной ноте, стараясь быть спокойным, уж больно ему не нравился этот тон.

–А дальше то, что делать с ней будешь! – заводясь все больше продолжал Алексей.

– Я решил ее удочерить, что-то в ней родное для меня есть, да и она сразу утихла в моих руках, тоже неспроста.

– Но!

– Потом все мне скажешь, а пока действуем так. Сейчас ты тащишь себя на работу вместе с грибами, что стоят в коридоре, и свое опоздание аргументируешь тем фактом, что приводил себя в порядок после леса. Будут спрашивать, где столько набрал, что-нибудь соври не мне тебя учить – продолжал Федор, стараясь ничего не упустить из внимания.

Леша посмотрел на кухонные часы стрелки, которых показывали 10.15, и в панике начал проверять карманы в поиске телефона, который он выложил из камуфляжа где-то в ванной, в этот момент полностью очнувшись, он все таки взорвался.

– Ну черт с ним «мы» вляпались, хотя это по твоей, между прочем, милости я чуть в тюрьму не отправился, а может и на тот свет. За помощь спасибо, без тебя неизвестно чем бы все кончилось, но мог бы меня спросить о своем решении, ты себя со стороны видел, какой с тебя отец. За ту информацию, что я вытащил оттуда, ухватиться любой источник СМИ! – последнее предложения прозвучало даже для него глупо и Леша уставился в стол.

– Отец из меня получиться не хуже чем из тебя, справлюсь как-нибудь, не переживай, и прежде чем осуждать меня посмотри на себя. Ах да, твоя информация?– Федор небрежно потряс в руке записной книжкой ученого и бросил её на стол.

Леша схватил книжку, аккуратно сжав ее в руке словно это самое дорогое что у него есть.

– Ты, как мне помниться, один раз уже показал всем правду и чем это кончилось? Я ни чем не лучше тебя, но хотя бы могу позволить себе её содержать! Или ты предлагаешь ей всю жизнь провести в твоем клоповнике, вдыхая твой же перегар, под байки о непонятом гении журналистики! «Извини дочка ты опять без подарка, папе не хватило на опохмелку» – с неприкрытой злостью ответил Федор, уже не уже не сдерживая себя.

– Да ты сам-то кто, затычка в заднице государства! – обиженно защищался Леша. На миг доводы журналиста начали заканчиваться, и это ему стало очень не нравиться, от чего он чувствовал себя еще большим дураком.

– Тише, что ты орешь как потерпевший? – спросил Федя.

– Ну покажешь ты эти записи Скворцова и что? Да это кто угодно написать может! Других доказательств у тебя нет, а слова это пустой звон, да и только. Нет статью пиши конечно, только не удивляйся, если окажешься в одной камере со мной, конечно если мы доживем до нее! Хотя кому мы сдались, я уже вижу заголовок местный журналист загремел в на принудительное лечение белой горячки, ну и меня за компанию к тебе направят как собутыльника, чтобы ты не скучал! – Федор затих, перестав жестикулировать, и уткнулся взглядом в Алексея.

И на кухне повисла тишина, словно перед грозой, которую прервал журналист:

– Да иди ты.

– Мы оба хороши, но подумай не о себе а о ней, о ее матери, а уж там сам решай – ровно и холодно огласил приговор Федя