Владимир Бердников - Картины художника Дарова

Стояли жаркие дни середины июля, солнце нещадно раскаляло улицы, и поэтому я поторопился выехать из города ранней утренней электричкой. Поезд осторожно выполз из-под крыши перрона, миновал застроенные домами пригороды, высокую серую дугу кольцевой автодороги и, набирая скорость, заспешил мимо дачных домиков, садов и полей. Через час я вышел на платформу небольшой станции, пересек железнодорожные пути и по крутому зеленому откосу поднялся в старый дачный поселок.

На одном из перекрестков дороги мне посоветовали свернуть влево, и я зашагал по лесной тропинке, нисколько не сомневаясь, что иду совершенно правильно по адресу: Лесная улица, дом 23.

Предстоящий разговор также казался мне простым и вряд ли мог занять много времени. В самом деле, задача была несложной: меня командировали как официального представителя Оргкомитета к художнику Дарову, известному пейзажисту и анималисту, с целью предложить ему принять участие в подготавливаемой нами выставке. Такое предложение, несомненно, оказывало честь автору, и я не сомневался в успешном результате переговоров.

Отыскав нужный адрес, я позвонил у калитки. Через минуту широкая глухая дверь распахнулась — на дорожке стоял рослый, широкоплечий мужчина в сопровождении большого черного пса. Мужчина был одет в белую просторную куртку, спортивного кроя брюки, коричневые легкие туфли. Густой ежик седеющих волос, пристальный взгляд серых глаз, крупные загорелые руки, сухощавая фигура. Передо мной был художник Даров.

Он кратко ответил на мое приветствие в пригласил пройти в дом. На террасе меня усадили в темное дубовое кресло, хозяин дома расположился, видимо, на привычном месте у окна, а пес уютно лег у двери.

— Чем могу быть полезен? — неожиданно молодым и звучным голосом спросил художник.

Не теряя времени, я изложил цель моего визита:

— Многие наслышаны о ваших талантливых работах, но, к сожалению, далеко не все специалисты видели их в оригинале. Дирекция приглашает вас принять участие в выставке. Желательно, чтобы отобранные вами для показа произведения были объединены по возможности одной темой или составляли завершенный цикл. Разумеется, работы будут включены в каталог, подготавливаемый на трех языках, — поспешил добавить я.

Художник, казалось, ничуть не обрадовался и совершенно равнодушно скользнул взглядом по моему лицу.

— Вы привезли соответствующие бумаги? — поинтересовался Даров.

— Разумеется, все подготовлено за подписью академика М., председателя Оргкомитета, — немедленно развернул я коричневую папку и достал несколько листов с письмами на фирменных бланках.

Покачивая головой, как бы в некотором сомнении, художник поднялся и жестом пригласил меня следовать за собой.

— Прошу вас. Я хочу сразу же провести вас в мастерскую: там находится большинство моих работ, и мы сможем продолжить разговор более конкретно. Боюсь, однако, что для вашей выставки картины, как бы это выразиться, не вполне подойдут или представят ограниченный интерес в силу их некоторой специфичности.

Я последовал за хозяином, стараясь понять несколько необычную реакцию художника и представить себе возможный вариант продолжения беседы. Однако Даров ничего более не добавил к сказанному, и мы молча прошли по внутреннему коридору, поднялись по крутой деревянной лестнице и оказались в большой и светлой комнате. Две дальние стены комнаты образовывали плавный полукруг и приблизительно от полутораметровой высоты до самого потолка представляли собой несколько рядов окон, открывающих восточную и южную стороны горизонта.

Мастерская находилась на уровне третьего этажа, в распахнутое окно доносились запахи сада и мерный шум сосен, подходивших совсем близко к дому.

Хозяин закрыл окно и, повернувшись ко мне, задумчиво произнес:

— Кажется, приближается гроза, хорошо бы она принесла обильный дождь. Лето стоит на редкость засушливое.

Итак, картины, — продолжал художник, — давайте начнем с некоторых ранних работ. Например, эта. — Он выбрал из ряда вертикально стоявших на полу большое квадратное полотно и укрепил его на высоком станке из потемневшего дерева.

Крупная хищная птица, сидящая на ребре бурой скалы, с презрением смотрела на меня с картины. Внизу на темной рамке была приклеена полоска с надписью: «Белоплечий орлан перед последним полетом, июнь, 197… год, район Среднего Приморья».