Евгений Гольцов - Между Южным и Северным полюсами

– Это совсем другое. Неродившиеся Менделеевы, Энштейны, Шварценеггеры и Ильясовы не стоят передо мной немым укором. Это была случайность, которая ничему не противоречит. Сердечный приступ у человека, только что выжившего в перестрелке – другое.

– Я проверил, – молодой полицейский клацает клавишами компьютера, – он состоял на учете у кардиолога, у него и впрямь больное сердце.

Усатый полицейский раздраженно роется в своем шкафчике:

– Где мои пончики, случайно не ты их взял?

– Прости, я сделал это не специально, очень хотелось есть.

– Ты залез в мой шкаф?

– Ну, я случайно открыл, смотрю пончики.

– Случайно?!

– Вот черт.

Иногда, крайне редко, полицейские обсуждают теорию случайностей.

Константин Львович услышал звонок в дверь и засеменил к ней, на ходу восклицая: «иду-иду!».

Припав к дверному глазку, он спросил: «Кто там?».

– Уборщик. Мне назначено на двенадцать, – послышался из-за двери спокойный голос.

В глазок можно было разглядеть уже немолодого, лет пятидесяти мужчину, в фартуке и нарукавниках, в руке он держал аккуратный кожаный чемодан. Волосы визитера прорезали благородные пряди седины, а спокойный взгляд серых глаз внушал уверенность.

– Владимир Георгиевич? – уточнил Константин Львович.

– Именно.

Дверь приоткрылась, сдерживаемая цепочкой.

– Предложите мне войти? – спросил гость.

– Да-да, конечно, – Константин Львович поправил свой дорогой персидский халат и впустил уборщика.

Вошедший человек деловито оглядел обстановку и принюхался, раздувая мясистые ноздри.

– Я приношу свои извинения, уважаемый Константин Львович, но деньги я беру вперед – таков мой принцип работы, мы с Вами это обговаривали.

– О да, конечно, – хозяин квартиры метнулся в другую комнату, откуда вернулся с купюрами в руке, и протянул их гостю.

– Спасибо.

– Желаете чаю?

– Не откажусь.

– Самовар как раз поспел. Он электрический, но, знаете ли, я испытываю слабость к архаическим вещам. Вот комод – обратите внимание – девятнадцатого века: выкупил на одном аукционе, две зарплаты потратил, но за такую вещь, знаете ли, – пустяки.

Владимир Георгиевич снял ботинки, подошел к комоду, присел и внимательно осмотрел поверхность.

– Чисто, – одобрительно заключил он.

– Люблю чистоту и порядок, – Константин Львович поставил на стол чашки и вазу с печеньем, – присаживайтесь.

– Спасибо, – сказал уборщик, сел в кресло и внимательно посмотрел в глаза своему собеседнику.

– Я, знаете ли, хотел с Вами поговорить об одном деликатном деле, – Константин Львович сбился, подбирая слова, а потом и вовсе смущенно замолк.

– Давайте, я облегчу Вам задачу, и расскажу немного о себе?

– Да, конечно, – облегченно выдохнул хозяин.

– Начнем с того, что перед Вами уборщик дерьма, но в моем случае это больше призвание, чем профессия. Я начал бороться с городскими нечистотами с семнадцати лет, и уже почти полвека работаю на этом поприще.

Еще в детстве меня поразил один древнегреческий миф о пятом подвиге Геракла, где речь шла об очистке Авгиевых конюшен. Уверен, Вы знакомы с этой историей, как и множество других людей, но мало кто видит в ней истинный сакральный смысл. Очистка мира от испражнений – достойный подвиг для полубога, а тем более человека! Имея страсть в сердце и технологии в руках, можно повторить достижение легендарного героя и приблизиться к Олимпийскому величию, о котором современное человечество напрочь позабыло.

С тех самых пор и по сей день я уезжаю на лето в Сибирь или на Урал, в места, куда не добралась гидра канализационной системы, и работаю там водителем ассенизаторской машины, – Владимир Георгиевич замолчал, задумчиво глядя в свои воспоминая, и пожевывал губами, всем своим видом показывая, что он борется с трудной и большой мыслью.

– Простите, но как это относится?..Эм-м, – мягко вмешался Константин Львович.

– К нашему вопросу? Сейчас поясню: однажды я взглянул на свою профессию шире, так сказать, с философской точки зрения, и пришел к выводу, что, простите, дерьмо – это не только продукт жизнедеятельности организма, точнее сказать, не только его пищеварительной системы. Это понятие может быть применимо к любой системе: биологической, интеллектуальной, культурной. Вы согласны со мной?

– Д-да, пожалуй. Может быть.

– Так вот, – продолжал уборщик, – дерьмом может быть, как я и сказал, не только вещество, но также идея или действие. Дерьмо – это определенная качественная структура. Им может оказаться книга, фильм, политическое заявление, наркотик, пища, ситуация. Если вы, Константин Львович, человек широких взглядов, способный взглянуть на действительность с полярных точек зрения, то можно прийти к гипотезе, – Владимир Георгиевич заговорщически понизил голос, – что вокруг нас – океан разнообразнейших фекалий, а Господь Бог – главный ассенизатор. Но мы не будем скатываться до теологических и космогонических теорий, хоть за чашечкой чая и тянет поразмышлять о природе вещей. – Ассенизатор хохотнул и тут же снова стал серьезным и рассудительным. – Приведу краткий пример, чтоб стал понятен смысл моей работы. Вот живут два человека, дружат, любят друга и, извиняюсь за пафосный слог, идут по жизни вместе. Вдруг, по какой-то объективной или субъективной причине, один из них р-р-раз! – Владимир Георгиевич со свистом рубанул ладонью воздух, – и нагадил, простите, другому человеку!