Роман Корнеев - Время истекло

В ноздри Драммер наотмашь ударила сладкая вонь горелой плоти пополам с копотью и кислятиной ржавого железа. От этого мучительного коктейля глаза заливало едкими слезами, а желудок выворачивался, но Драммер всё равно продолжала бороться. Надо же. Она снова, впервые за почти тридцать лет, чувствовала запахи. Это удивительное обстоятельство бодрило, хотя, конечно, она всё равно то и дело отключалась, снова начиная своё долгое восхождение.

Хотя, в этот раз ей не пришлось переносить всю тщету сизифовых трудов в полном одиночестве. Кто-то схватил Драммер за шиворот и грубо поволок по земле, разворачивая лицом к закопчённым небесам.

Как интересно. Рядом что-то заухало, это один из «физи» от пояса по-македонски лупил с двух рук в белый свет, как в сентаво, отходя к ближайшему укрытию.

Кажется, «физи» при этом что-то кричал, сорвав с себя маску, но Драммер никак не удавалось ничего расслышать, только короткое ух-ух-ух, с которым досылались из стволов маслины.

Как же она себя разогнала, раз всё так медленно.

Драммер скосила залитые щипучим по́том глаза.

Да, вот их полыхающий вездеход, наполовину развороченный прямым попаданием, а после смятый ударом о выступ скалы.

Неудивительно, что она так ослабла, выбраться целой из такой заварухи – это ж целое приключение. Но кто же её там волочёт?

Краем глаза Драммер различила рукава куртки «нюхача».

Ага.

Тот пыхтел от натуги и на её вялые оклики не реагировал.

Да погоди ты, я сама.

Но первая попытка встать на ноги не удалась, завершилась неудачей и вторая.

Драммер как могла сильнее вытянула шею, но ничего интересного не разглядела, тогда пришлось протянуть перетянутую кровяной коростой, но всё-таки хоть немного послушную руку – чтобы тоже ничего толком не нащупать.

Ниже паха начиналось какое-то неинтересное и дурно чавкающее месиво, наскоро перетянутое зачем-то крест-накрест латексным жгутом.

И тут Драммер всё-таки вывернуло прямо себе на грудь. Разбираться, что с другой рукой, и почему она её тоже не чувствует, внезапно расхотелось. То-то помпа так трудится, аж скрежещет.

Фильао да пута. Да остановись ты!

И тут «нюхач» всё-таки приволок Драммер до укрытия и, сипло дыша, над ней склонился:

– Элинор, ты живая там?

Элинор? Откуда он… Впрочем, она тоже вспомнила. Мартин, его звали Мартин. Мартин Ки. Сколько лет, сколько зим, товарищ «портной».

Драммер лишь коротко кивнула, не тратя остатки сиплого дыхания на ответ.

– Транслировать пакет успела?

Снова кивок.

– Лежи здесь, кавалерия уже на марше.

С этими словами «нюхач» растворился в клубах лениво заволакивающей всё вокруг гари. Где-то в отдалении продолжало ухать, но Драммер эти звуки по-прежнему не интересовали.

Почему кому-то есть дело до несчастного файлика, огрызка стоковой библиотеки, который не глядя хакнули и так же не глядя переслали? Что туда поместила оставшаяся по ту сторону агентка или кто-то из её людей? Почему «Арселор» предпочёл устроить целую войну ради всей этой ерунды, этого дурацкого проникновения на пустом месте на задворках задворок мира, посреди промзоны на самой границе Рио и комунидадес Росинья?

Снова ухнуло. На этот раз так, что Драммер даже позволила себе из последних сил обернуться.

Над промзоной бледным сферическим грибом вспухала ударная волна, подсвеченная снизу красным. Вот, что её только что тряхануло. Тактический заряд. Тридцать килотонн. Сейсмическая волна бежит вшестеро шустрее ударной. Значит, у неё ещё есть секунд десять. Этого достаточно.

Итак, дело не в файле. Точнее. Не только в нём. Агентка что-то нашла. Что-то такое, что стоило и её жизни, и всех прочих.

Это хорошо.

Плохо то, что Драммер никак не могла вспомнить её имя. Ну же, ты читала досье, ты наверняка слышала это имя раньше. Не безымянный полевой агент, а бери выше, с самых верхов. Соратник Ромула. Элита Корпорации, её боевой и интеллектуальный кулак. Она пробралась туда в одиночку и сумела добыть то, что нужно, прежде чем успели отреагировать охранные системы. А Драммер даже её имени вспомнить не может.

Ну же, тебе всё равно нечем заняться, покуда из тебя утекает, смешиваясь со сладкой едкой вонью копчёного мяса, твоя собственная жизнь.

Лилия. Её звали Лилия Мажинэ.

Ударная волна завершила её восхождение раньше времени.

Как и всякий крошечный сельскохозяйственный городок, Абантон к шести утра уже вовсю бодрствовал. Шмыгали вдоль палисадников робокурьеры, развозя по дворам свежую выпечку или же гремя молочной стеклотарой, хозяйки зычными голосами выгоняли птицу на пляс, дети с визгом бегали от собаки, та им отвечала радостным лаем, где-то мычала, подзывая агрегат, не доенная корова, царил обычный для летнего утра балаган, под который так приятно подниматься из постели.