Кирилл Берендеев - И ты, Гомер! Фантасты о писателях

Голос скептически хмыкнул… и исчез. Сергеев почувствовал себя странно. Словно долго спал под толстым ватным матрасом, как когда-то, в армии. Да – тяжело, да – пыльно, но тепло и уютно! Мгновение, и матраса нет, теперь можно дышать полной грудью, но холодно и солнце режет глаза.

Возможно, Сергеев просто невыносимо устал, но никогда прежде слова не рождались в таких муках! Они не ложились в строку, они сопротивлялись, они прятались за другими, стертыми и тусклыми. За час возник абзац, натужный, вялый. Ублюдочный.

Надо отдохнуть, понял Сергеев. Финал никуда не денется, а пока… боже! Во что он превратился?

В почерневшем зеркале отражался обычный бомж. Грязный, всклокоченный, с мутными, загноившимися глазами. Сергеев принюхался, и его чуть не стошнило: несло, как от помойки в жаркий день. Нестерпимо чесалась кожа, казалось, под грязной рубахой кто-то ползает.

Сутки Сергеев посвятил чистоте. Он натопил баню и несколько часов отмокал, а потом отмывался в трех водах. Тело покрывали фурункулы и струпья, и Сергеев извел всю водку и пластырь. Он сжег тряпье, в которое превратилась одежда. Он вымыл и выскоблил дом, а потом снова помылся. И прочая, и прочая, и прочая…

Финал Сергеев добил позже. Пришлось поработать, и не было привычной легкости в мыслях. Зато он чувствовал себя человеком. Чертовски приятно, проходя по деревне, видеть, как светлеют лица людей! Сергеев нарочно потратил пару часов – персонально раскланяться с каждым, показаться в цивильном виде.

Он не стал задумываться о названии. «Герой», как же еще? С первыми заморозками роман ушел в издательство. В первое попавшееся, наобум.

«Второй тираж ушел в печать, – писал редактор, – Но подумайте об изменении концовки. Возможно, не стоит убивать героя? Он так понравился читателям! И они требуют продолжения…»

На месте хибары Сергеев поставил скромный, но особнячок. С балясинами и наличниками. Вечерами Сергеев останавливался возле книжного шкафа и нежно гладил корешки. Один корешок, повторенный десятки раз. Авторские экземпляры… «Хорошие вы мои!» – шептал Сергеев. Его друзья, его собеседники, воплощение его мечты. Он мог часами перечитывать роман, начав с любого места. Читал и поражался… Как? Откуда взялись эти легкость и глубина? Легкость слога и глубина мысли. Это он, действительно, он. Но как?

Два дня в неделю Сергеев проводил в столице. Творческие вечера шли один за другим. Восторг новизны утихал, сменялся тихой обидой, ведь каждая встреча заканчивалась вопросом: «Когда ждать продолжения?». Поначалу Сергеев обстоятельно объяснял причины, по которым не собирается этого делать, потом отделывался односложным «нет». Как же они не понимают? – удивлялся Сергеев. Герой исчерпал себя, исполнил предначертанное. К чему оживлять покойника, трясти старые кости?

Сергеев замыслил реалистический роман о судьбах современного села. Комбайнер, герой труда, доживает свои дни в заброшенной деревне. Жена давно умерла, дети позабыли. Досуг он проводит за чтением старых газет. Вдруг…

Позвонил издатель.

«Возможна экранизация! – кричал он в трубку. – Джексону не снилось! Большой продюсер, хорошие деньги!.. Но продолжение, непременно продолжение!» – «Но я начал другую вещь…» – «Отложите! С вашим слогом, с вашей скоростью!..»

Что он теряет, задумался Сергеев. Полгода – год, пока напишет еще один роман. Тем временем идея вылежится, обретет нужную форму. Да и деньги не помешают.

«Согласен», – ответил он.

«Ага», – проснулся подзабытый голос и хихикнул.

Нет, Сергеев не хотел повторения прошлого позора, не хотел презрения местных жителей. Он забил холодильник продуктами, завалил консервами погреб. Теперь его никто не потревожит.

Клавиатура манила, тянула.

Герой очнулся на рассвете, оглядел поле недавней битвы. На разбитые камни плато лег свежий снег, укрыл пятна крови и ошметки внутренностей невинным белым покрывалом. Внизу, на склоне Двурогой, паслось стадо ледяных быков. Герой усмехнулся и стал спускаться к перевалу. Очень хотелось есть.

Спать Сергеев лег далеко за полночь. Его знобило, поднялась температура. Страшно чесались бока, Сергеев с трудом сдерживался, чтобы не разодрать их до мяса. В борьбе пришел рваный, горячечный сон. Сквозь бред Сергеев чувствовал, как ползают по телу невидимые миноги. От скользких прикосновений было то ли тошно, то ли приятно. Сергеев представлял себя толстым, бесконечным удавом. Он струился по шершавой дорожке. Песок сладостно скрипел под упругими боками, мелкие камешки щекотали кожу. Блеснул в лунном свете антрацит воды, и Сергеев нырнул. Без звука, без всплеска, в холодную уютную глубину. Когда внутренний жар утих, Сергеев рванул наружу. Голод гнал его, того, кем был сейчас Сергеев. В ноздри проник запах живого существа, сладкий дух плоти и горячей крови.