Александр Беляев: Прыжок в ничто (Сборник)

Леди Хинтон была довольна и уже милостиво поглядывала на Генри, вольно или невольно оказавшего ей услугу.

— Не будем, господа, думать о мрачных вещах, — сказала она. — Бог милостив, наш народ благоразумен, власть в надежных руках, и нам, надеюсь, не придется прибегать к воздушным кораблям и искать спасения в подобном бегстве. Почему вы не попробуете этого ликера, барон?

Генри был раздосадован провалом пропаганды звездоплавания.

Он рассчитывал получить несколько чеков на продолжение опытов Цандера.

Леди Хинтон казалось, что ей удалось, как искусному капитану, уже вывести корабль из полосы жесточайшего шторма, и вдруг налетел новый: Стормер, молчавший весь вечер, загромыхал своим громоподобным голосом.

— А я вас уверяю, сэр, — обратился он к Блоттону, — что в Южных морях найдется еще не один десяток неоткрытых островов. Я хорошо знаю Тихий океан. В его юго-восточной части, вдали от больших океанских дорог, и сейчас еще можно найти тихое убежище, — остров, не нанесенный ни на одну карту… Но… Я коммерсант, деловой человек, не склонный к панике и истерикам. Глупо, однако, закрывать глаза на действительность. Мы живем на вулкане. Да. Мы с чертовской (Хинтон вздрогнула) скоростью летим в пропасть. Я не буду перечислять последних событий, они известны всем. Надо быть готовым к самому худшему. Да. — Каждое его «да» гремело, как удар грома. — Я говорю не о глупой позе стоика. Барон прав. Надо драться и в то же время готовить пути отступления, пока у нас не связаны руки и есть капиталы.

Построить огромный теплоход. Этакий «Ноев ковчег» длиною в триста метров и водоизмещением в восемьдесят пять — сто тысяч тонн. Настолько механизированный, чтобы можно было обойтись минимальным количеством экипажа — из молодых людей привилегированных классов. Ни одного пролетария, ибо все они явные или тайные наши враги. Да. Сколько продлятся войны, революции? Четыре, пять лет? Мы сможем взять продовольствия на шесть, на восемь лет. Не говоря уже о возможности пополнения запасов рыбной ловлей и охотой на уединенных островах. И мы отсидимся. Мы сможем сохранить таким образом свою жизнь, если не свои капиталы. Я предлагаю, не откладывая, организовать компанию для постройки «Ноева ковчега». Само собой разумеется, что членами этой компании будут только избранные и все дело будет вестись в строжайшей тайне. Ведь мой проект не исключает вашего, сэр, — повернулся Стормер к Блоттону, уставив на него свое красное лицо с выпученными рачьими глазами. — Согласен: открыть наш плавучий остров наши враги все же смогут. В звездоплавании я, к сожалению, ничего не понимаю. Но если оно осуществимо, почему бы нам не приготовиться на крайний случай и к последнему прыжку — с Земли в пучины неба? Вы не откажете в любезности, сэр, познакомить меня с вашим изобретателем? Если он убедит меня в том, что звездоплавание не химера, я первый внесу пай.

— Ннеужели ффвы фверите в звездоплавание и ххгото-вы фвложить фв это дело к… к… капитал? — спросил Маршаль Стормера, когда они возвращались от леди Хинтон.

— Верю! Да! — рявкнул Стормер. — Мы оба коммерсанты, барон, и с вами я могу говорить откровенно, — продолжал он тише. — Я верю в звездоплавание так же твердо, как в золотые россыпи на Темзе. Да. Слушайте.

Если бы Темза протекала за тысячи километров от Лондона, в экзотической стране, то в золотые россыпи на Темзе поверили бы тысячи. Помните мои «серебряные рудники» в Новой Зеландии или мою «австралийскую нефть»? Я нажил на них миллионы, а они существовали только в воображении акционеров. Теперь вы понимаете, что и на Темзе могут быть золотые россыпи, которые обогатят нас?

Авто затряслось, словно промчалось по бревенчатому мосту. Шофер оглянулся.

Это смеялся мистер Стормер.

— Положение действительно крайне серьезное, — продолжал он тише и спокойнее. — Что мы переживаем, вам известно. В трех странах уже властвуют коммунисты. Каждый день приносит известия о новых самоубийствах. Давно ли Смит, Мильтон… за ними Скарфас, теперь Сиддонс, Аббингтон… Настоящая эпидемия. Ужаснейшие кризисы бывали и раньше, но кончали с собой немногие. Почему? Люди верили: за кризисом снова наступит эпоха процветания. Теперь этой веры нет. Кто разорился — разорился навсегда. Разве я не прав?

— Ффф…

— Таково положение, и таково настроение. Революции и разорение, неизбежные, как смерть, сторожат нас всех. Неизбежная гибель.

Стормер сделал паузу, чтобы отдышаться.