В этом заключался весь секрет.
Однако, профессору было ясно, почему йоги не могли добиться тех результатов, коих должен будет добиться он. Они не знали микроскопической анатомии нервной системы и тех сложных путей и способов, по которым передаются, задерживаются и перерабатываются, всякое воздействующее начало, в каком бы состоянии оно ни произвело своего действия, в состоянии ли сна или бодрствования, ибо и в том и в другом случае материально вся нервная система продолжает существовать в неизменном виде и при известных условиях способна будет задержать впечатления сна или сверхсознательного состояния так же, как она задерживает впечатления от удара, боли, света и т. д. в состоянии яви.
Кроме того, индусы не знали свойства протоплазмы индуктировать электромагнитные токи, свойства, открытого лишь Звездочетовым, и продолжали считать психическое содержание человека не вполне реальной и измеримой величиной и чем-то мистическим и неправдоподобным, одним словом, «душою».
Вот эта-то мистика и не позволяла им справиться со своей задачей, на три четверти ими уже разрешенной. Знай они, что не они вытесняют «душу» из себя, а просто их протоплазма перестает ее вырабатывать, они давно стали бы богами.
С целью детально изучить всю схему передачи протоплазмой ее электромагнитной силы по нервным путям и образования из них того поля электромагнитного напряжения, что Звездочетов решил для большей ясности и краткости называть «душой» в реально научном смысле этого слова, конечно, он соорудил у себя в кабинете грандиозный фантом особенного назначения, на котором он и изучал психическую работу мозгового аппарата, т. е. «душу» человека. Вдоль всего потолка был протянут электрический кабель, вмещавший в себе ровно столько бесчисленных, микроскопической толщины в диаметре, проводов, сколько нервных волокон имеется в спинном мозгу человека. Все эти волокна-провода выходили, как у животного выходят из мозга, из гигантского клубка проволоки, изображавшего в микроскопических деталях этот самый мозг, беря из пего свое начало и свешивались с потолка целым дождем паутины, точно копируя всю периферическую нервную систему вплоть до ее пуговчатых окончаний в клетках тканей различных органов. Провода встречались, сплетались, снова встречались, расходились, одним словом, глядя на эту страшную паутину, вначале ничего определенного нельзя было понять и осмыслить.
Но профессор знал каждый провод-волокно своего фантома и, включая электрический ток в спираль, изображавшую головной мозг, на основании записей каких-то измерительных аппаратов, в которых включался то тот, то другой изучаемый нерв, с математической точностью умел уже определить местонахождение у человека, «души», ее напряженность, потенциальную силу, даже ее окраску, запах и вкус.
Работы ученого близились к концу и одно только обстоятельство еще беспокоило Звездочетова.
Он — худел.
Худел безумно, со все возрастающей прогрессией, безудержно и неостановимо.
Рядом с его письменным столом, слева, почти у самого окна, стояли весы и он ежедневно взвешивался на них.
Правда, он не мог не похудеть. Тело ему мешало в его опытах, было только обременительной оболочкой, чем тоньше и незначительнее которая была бы, тем это было бы только удобнее для пего. Чем немощнее становилось его тело, тем значительнее вырастало значение его духа, т. е. мыслительно-волевой силы сознания.
«Йоги тоже все были кожа да кости, и некоторые из них доводили себя даже до полной прозрачности мышечных покровов», — успокаивал себя профессор, но отлично понимал, что то были йоги, а то он, профессор Звездочетов, и что всему, конечно, должна быть определенная граница.
За последние десять дней он каждым утром записывал свой вес, каждый раз проглядывая столбик записей, с сомнением качая головой:
«Выдержу ли я?»
Первая запись говорила, что он весил три пуда тридцать восемь фунтов, что было уже очень немного, а последняя, сделанная вчера утром, указывала уже почти роковой вес: два пуда тридцать девять фунтов. Надо было торопиться. Надо было успеть.
Минувшей ночью ему удался, наконец, опыт проникновения сквозь материальные оболочки.
Ему удалось проникнуть волевым сознанием своего «я» в закрытую шкатулку, причем, когда он пришел в себя, то довольно ясно и отчетливо помнил о времени своего пребывания в ней, нуменальные свойства и мировое значение этой шкатулки в природе, и мог с поразительной точностью перечислить все находившиеся в ней вещи, вплоть до заржавленной и сломанной вставочки от самопишущего пера.
Читать дальше