Марина и Сергей Дяченко - Мигрант, или Brevi finietur

Уже шагая к костру, Крокодил подумал: что, если Айра публично прогонит его от костра под тем предлогом, что «он дров не носил, он печку не топил, он кашу не варил»?!

Заодно и проверим, решил он мрачно.

Никто ему и слова не сказал. Все сделали вид, что мигранта здесь нет.

Истекающее соком мясо ломтями лежало на огромных жестких листьях. Туши «быка» хватило, чтобы вдоволь накормить ораву голодных подростков. Насытившись, вчерашние мальчишки, а ныне полноправные граждане Раа выстроились в длинную шеренгу – старшему было лет восемнадцать на вид, младшему – не больше четырнадцати, но Крокодил опять поразился, какие они высокие. Пожалуй, в целом выше взрослых; их инструктор, коренастый молчун, был на полголовы ниже любого из них. Новоприбывшие во главе с Айрой расположились «в партере»; инструктор старой группы прошелся перед шеренгой, со значением заглянул каждому в глаза, а потом крикнул: «Есть!» – и вскинул к небу кулак. Подростки повторили его возглас и жест – от рева тридцати глоток вздрогнули высокие кроны. И тут же прямо из воздуха возникла песня.

Негромко, но на удивление слаженно пели ребята, прошедшие Пробу, а новоприбывшие подпевали вполголоса, как бы тайком. Ударили ладони, застучали палки по стволам, отбивая ритм; это наше право – пелось в песне. Мы здесь по праву. Растет трава, течет вода, челнок выходит на орбиту – по праву. Светится день, и темнеет ночь, я возвожу свое жилище – по праву. Мы здесь по праву.

Инструктор отрывисто называл имена, ухитряясь попадать точно в ритм. Новые граждане выходили к костру. При свете огня их лица казались медными, губы у многих лоснились от мяса. Не было варварских обрядов: никого не мазали кровью, не кололи иголкой, никто не плясал в перьях – только песня звучала, с каждым куплетом набирая мощь. В ней слышалась глухая, глубоко спрятанная угроза.

Инструктор надевал на шею каждому новому гражданину деревянную плашку на цепочке. Эти «деревяшки» походили на временное удостоверение Крокодила, как «БМВ» на «Запорожец». Когда последний в группе получил свое право, песня звучала на весь лес. Откуда-то появились трещотки, погремушки, самодельные барабаны; новые граждане – абсолютно, феерически счастливые – ринулись в танец вокруг костра. Крокодил ощутил зависть.

Новички, прибывшие сегодня, зависти и не скрывали. Крокодил исподтишка стал разглядывать лица: Полос-Над сидел грустный, воображал, наверное, что уже сегодня мог бы танцевать с победителями. Зеленоволосый Тимор-Алк устроился в стороне, плотно сжал губы и смотрел мимо танцующих, мимо огня, в пространство.

«Это наше право. Мы здесь по праву. Жены рожают детей – по праву. Учитель растит росток – по праву. Мы здесь по праву».

Тимор-Алк встал и ушел в темноту. Никто даже не повернул головы.

Крокодил, тоже сидевший чуть в стороне от общего праздника, поднялся раньше, чем понял зачем.

Белая спина Тимор-Алка далеко виднелась в светлой ночи. Крокодил догнал его. Мальчишка обернулся резко, как распрямляется пружина:

– Чего ты ко мне привязался, мигрант?!

Крокодил опешил. Зеленоволосый был, кажется, на грани истерики.

– Ладно, иди себе, иди…

Тимор-Алк ушел, шелестя травой. Крокодил постоял, слушая шум у костра. Вернулся в лагерь, неторопливо выбрал себе гамак и лег, не надеясь уснуть, глядя сквозь ветки в залитое светом небо.

Подростки из прежней группы, и с ними инструктор, уехали после полуночи, и в лесу снова сделалось тихо.

– Человек – свой хозяин.

Айра, чисто вымытый, с каплями речной воды на груди и плечах, стоял перед претендентами. Все – и Крокодил – стояли перед ним, одетые в короткие свободные штаны.

– Человек не позволяет обманывать себя. Человек видит то, что есть, а не то, что хотелось бы.

Айра не закладывал руки за спину, не скрещивал на груди, не тер ладони, ничего не вертел в пальцах и не помогал себе жестами: его руки были опущены, но язык не поворачивался сказать о них «висели». Айра говорил «человек», и Крокодил понимал, что используется слово со множественным значением: «полноправный гражданин», «хозяин». Он понимал, что по-русски это звучало бы по-другому, и маялся, как принцесса, которой под матрац подложили булыжник.

– Мы живем на войне, мы – тонкая мембрана, поле борьбы между материей и духом, которые вечно спорят, что первично. Человек – боец обеих армий. Человек – пограничный знак.

Мальчишки слушали, кто жадно, кто с некоторой робостью. Что они понимают, думал Крокодил. Я не понимаю ничего или почти ничего. Или это ритуальные заклинания, в которых не должно быть особого смысла? Человек как поле борьбы между материей и духом… Обалдеть.