В. Бирюк - Расстрижонка

Каким умным парнем был тот Роберт Броун, имени которого движение! А ведь просто разглядывал цветочную пыльцу в стакане чая! Чай был, естественно, английским, пыльца… пыльная. Но как похоже! Как известно из физики по этому поводу, важно не поднимать температуру. А то — закипит. И не давать им слипнуться. А то — седиментируют. Или здесь правильнее возвратная форма — седиментируются?

Всё как обычно в стае особей, не сильно хомнутых сапиенсом. Влезли на коней. Слезли с коней. Фиксирую для памяти: старшего конюха — на лесоповал при первой же возможности. А его подручного? — А, факеншит, угрёбище же! Туда же! Выехали за ворота. И — вернулись. Удивительно: сколько выехало — столько и назад въехало. Верх организованности, компетентности и целеустремлённости! Доехали до «моста трёх дорог от трёх ворот». И послали гонца за невзятым. Доехали до ворот перед детинцем. И послали второго гонца. Для объяснений первому. Спешились, привязали коней к коновязи, дошли до ворот. И вернулись. Чтобы взять забытое в торбах, чтобы дождаться гонцов, чтобы надавать им по шее — не то привёзли.

Коллеги! Только безотчётная детская вера в победу Мирового Разума, сходная с верой в Деда Мороза, может уберечь вас от дакномании, иными словами, от навязчивого стремления покусать окружающих. Ну, или «впитанный с молоком матери» стоицизм. Он же — пофигизм. В форме привычки к непознаваемости общества и мира.

Как говаривал наш бровеносец: «Коля, логики — не ищи».

Припев исполняется от имени всего нашего, знаете ли, человечества.

В древности послы зашивали рты своим сопровождающим. Чтобы те не спёрли драгоценности, подносимые принимающей стороне. Голый раб прячет спёртое во рту. В «Святой Руси» манера использовать ротовую полость в качества кошелька — весьма распространена. У меня, вроде, предметов подходящих размеров нет. Но служебные хавалки могут очень сильно растягиваться. Это я и в 21 веке наблюдал.

Вернусь в усадьбу — дам всем слабительного. А потом заставлю выгребную яму — выкачать и профильтровать.

Во дворец с оружием нельзя. Но нам — можно. Но не всем. Но не со всяким. И не в любом порядке. Дядя, ты кто? Мажордом, капельмейстер, камердинер? А, факеншит, куропалат! Какой ты куропалат, если на весь детинец — ни одного курятника?! Какие тут палаты для кур?! Куда ты лезешь?! Это подарки для князя! Не пустишь? — Ну и не надо. Сам будешь с Андреем разговаривать! Всё, парни поворачиваем оглобли. Нет оглобель?! Факеншит уелбантуренный! Вы что, все разом поглупели?! Поворачивайте стопы ваши к… к едрене фене! Вы и Феню не знаете?!! Отсюдова и до не видать вовсе!

Ты кто? Третий помощник старшего стольника? На кой мне стольник, коли меня к столу не пускают?! Скока-скока? Шагов? И поклонов столько же? А шапку где…? Слышь, стольник, а закрыл бы ты хлебальник. Меня князь Андрей в гости позвал! Для разговора, а не для шаги с поклонами считать! Развели здесь, понимаешь, византийщину с китайщиной! Или я иду сам, или ты идёшь вместо меня. Не хочешь? Правильно понимаешь — своя голова дороже.

Короче: разговаривал я громко. Такой хай поднял, что… что уже базар получается. Не виноватый я. С утра свои завели, а тут эти ещё остолопы добавили. Наконец, на мои крики, прибежал изнутри какой-то серенький дяденька и шипанул чего-то этому… куропалату раззолоченному на ухо.

И мы вошли. Пристойно, как в музей, пока китайские группы не приехали.

Я ожидал, что нас поведут в тронный зал. Я ж, типа, иностранный государь, Воевода Всеволжский. Но нас привели в малую трапезную.

Небольшое проходное помещение, с окнами-бойницами по одной торцевой стене и трехчастными «гражданскими» — по другой. Что постройка анфиладой — понятно. И в силу военного назначения, и, в ещё большей степени, из-за дороговизны и неудобства нынешнего искусственного освещения. Тот же принцип пришлось реализовывать и в Лувре, и в Зимнем. Наличие закрытого прохода-коридора сразу уменьшает световой день в комнатах вдвое.

Окна застеклены. Небольшие стеклянные кругляши бутылочного оттенка в густом переплёте. Две стрельницы за спиной князя Андрея, сидящего во главе стола, распахнуты. Оттуда и свет, и свежий воздух, и крики птиц с речного берега. Там же, в левом углу — икона с лампадкой.

Стены белые, украшений почти нет. Только справа посреди белой стены висит вышитое тёмно-коричневое полотно с белым Георгием Победоносцем. Виноват, вру. Это всадник с мечом, а не с копьём. И змея поражаемого нет.