Вадим Филоненко - Гонщик

– Сятя! - шепчу я. - Ищи! Пожалуйста, ищи!

– Ну, недю, - чуть не плачет троглодит. - Недю!

– Вы это ищите? - Лже-Ирвин заглядывает в комнату и демонстрирует пульт от парализатора. - Напрасная суета, Брайан. Я вижу, ты догадался, что лично для тебя все уже кончено. Но если карты и впрямь там, где ты сказал, то Ирэн мы действительно отпустим живой и невредимой. Сотрем ей память и отпустим. А тебя я убью быстро, ты даже ничего не почувствуешь. И я позабочусь о твоем звереныше… Сяте, да? Оставлю его себе… Ну что, Сятя? Кушать хочешь? Пойдем, покормлю.

– Недь.

Троглодит весь съеживается и льнет ко мне, но тут же с визгом отскакивает - прикосновение к окутывающему меня парализующему полю причиняет ему физическую боль.

– Ну, недь, так недь, - передразнивает его Ирвин. - А я пойду поем. Передумаешь, приходи, я тебе такой огонь разожгу, просто пальчики оближешь.

Игрок выходит, а я смотрю ему вслед, и меня осеняет - огонь! Раздвигаю губы в усмешке. Ах ты, гуманоид зачуханный! Сейчас ты сам, своими собственными руками отключишь парализатор!

– Сятя, - тихонько шепчу я, - на столике спички, видишь? Сможешь зажечь огонь?

– А гаг?

Объясняю. Троглодит зависает над столом, и по рассыпанным спичкам бегут голубоватые искры. Одна из спичек притягивается к Сяте, как магнитом, он пытается провести серной головкой по коробку, но коробок сдвигается в сторону. Тогда Сятя отпускает спичку и фиксирует коробок, пытается им чиркнуть о спичку. Но легкая спичка улетает на пол.

– Скорее, Сятя. Скорее!

Троглодит пытается снова и снова, но у него не получается: он может одновременно зафиксировать лишь один предмет - либо коробок, либо спичку.

– Ладно, тогда принеси спичку мне, а сам потом возьмешь коробок, - говорю я.

Сятя подлетает ко мне со спичкой и останавливается, не касаясь поля.

– Тяк?

– Не совсем. Тебе надо подойти ближе. Я должен взять ее ртом.

Сятя ежится и колеблется, он еще не забыл причиненную полем боль.

– Сятя, меня скоро убьют, - говорю.

Троглодит буквально бросается на поле, я чувствую, как его трясет от боли, но он терпит молча, опасаясь лишними звуками привлечь внимание врага. Я поспешно зажимаю зубами спичку и напоминаю Сяте:

– Коробок.

И начинается следующий мучительный для нас обоих этап добывания огня. Мои шейные мускулы деревенеют от напряжения, Сятя не выдерживает и начинает тихонько подвывать от причиняемой полем боли, но проклятая спичка никак не хочет загораться.

Наконец, обжигая мне губы, вспыхивает огонь. От неожиданности я выплевываю спичку, и она тотчас гаснет, соприкоснувшись с блестящим пластиком пола. Вот гадство! Я об этом не подумал!

– Сятя, положи на пол какую-нибудь бумагу или тряпку… Да хотя бы вон ту занавеску с окна. И начнем все сначала.

– Сначала! - Сятя едва не воет, но тащит занавеску, а потом приближается ко мне с новой спичкой.

Время идет, пожар никак не хочет заниматься. Я уже на грани отчаяния и не верю в успех, мною движет сейчас лишь дурацкое неумение сдаваться и упрямое стремление, во что бы то ни стало, идти до конца.

Наконец, спичка вспыхивает. Штору охватывает пламя, и вот-вот сработает автоматическая система тушения огня, а это совсем не то, что мне надо.

– Сятя! Быстро на потолок! Прикрой вон те бусинки, видишь?

Троглодит прилипает к потолку, перекрывая сенсорам "вид на пожар". А огонь с занавески перебрасывается на кресло, на котором я сижу. Ну, все, ожоги мне обеспечены.

– Помогите! - ору я. - Пожар!

Ирвин влетает в комнату и разом просекает всю картину.

– Вот паскудник! - шипит он на меня. - Оставить бы тебя сгорать заживо, да ты пока мне нужен живым.

Лже-Ирвин отключает парализатор. Я вскакиваю с кресла, голыми руками хватаю с пола горящую занавеску и бросаю на врага. Он не успевает увернуться, и огненная накидка окутывает его с головой. Его вой сливается с моим. Мне кажется, что руки у меня превратились в два обугленных куска мяса, а кожа пошла пузырями от ожогов. Моя одежда горит. Боль невыносима. Надо скорее потушить огонь! Пусть Сятя откроет датчики, и тогда с потолка ударит пожарная пена, сбивая пламя.

– Сятя… - уже начинаю я, но осекаюсь. Нет! Ведь тогда Ирвин тоже перестанет гореть!

Едва не теряя сознание от боли, хватаю обожженными руками кофейный столик и бью Ирвина изо всех сил. Он падает, но не столько от удара, сколько в попытке сбить с себя пламя, катаясь по полу. Я бью его снова и снова, но ему хоть бы хны, он, того и гляди, очухается и вломит мне в ответ. Первым не выдерживает столик - его столешница разбивается, и в моей руке остается узкий пластиковый клинок с острым краем. Почти не соображая, что делаю, вонзаю острие в Ирвина. Еще… И еще… И еще…