– Ниче се! – Моника по-детски наивно распахнула глаза.
Кутельского богатства геолога не зацепили, преданными щенячьими глазами пилот смотрел на девушку и впитывал ее восторг.
Абуладзе отыскал среди сушившихся на крюках тряпок фартук и вручил его Монике. Полотенце отобрал.
– Что это? – Моника повертела фартук в руках.
– Тест на профпригодность! – буркнул геолог. – А я приготовлю вам комнаты.
Нахмурившись для пущей солидности, Лев Саныч отправился к стеллажам искать постельное белье.
Моника задумчиво осмотрела фартук, расправила, отыскала прорезь для головы, надела и беспомощно захлопала себя по бокам в поисках завязок.
– А завязок-то и нету, – геолог прошел мимо молодых людей со стопкой простыней в руках, – На кой они сдались? Ежели на узел завяжутся, кто мне его развязывать-то будет?
Абуладзе прижал простыни подбородком и ухитрился потянуть дверь на себя. За ней был микроскопический холл: прямо – санузел и две спальни по бокам.
Сам Лев Саныч решил ночевать в лаборатории.
Когда он исполнил обязанности горничной и спустя полчаса вышел из душевой, то стал свидетелем душераздирающей сцены. В наполненной чадом кухоньке Моника кормила с рук своего пилота. Слезы стояли в глазах Чарли, но он покорно жевал печенье. Помирившиеся влюбленные перемазались мукой с ног до головы, чему геолог усмехнулся.
– Ну как? – Лев Саныч обратился к юноше. – Наша гостья тест прошла?
– Тест? – бушующие гормоны ударили Чарли Кутельскому в голову и мешали соображать. – Какой тест?
– Меня мама научила печь печенье! – радостно возвестила Моника.
Пилот пришел в себя и бережно кончиком пальца начал счищать муку со смуглой щеки девушки. А так как руки у него были в муке, то личико Моники стало выглядеть совсем по-детски.
– Так точно! Одна сторона чуть-чуть подгорела, но ее можно не есть!
Чарли протянул Льву Санычу блюдо с печеньем, наткнулся на укоризненный взгляд девушки и покраснел.
Геолог откусил печенье, благодарно кивнул. Включил кофейник, осмотрел потолок.
– Пожарка отключена! Энергию экономлю. А в целом да. Отлично, хорошо, даже удовлетворительно. Спасибо. Вы же не будете сейчас спать?
Вопрос был риторическим. Абуладзе плюхнулся в кресло, вытянул босые ноги, пошевелил пальцами. Теперь все, как загипнотизированные, смотрели только на них.
– Так-с. Сутки здесь всего на два часа длиннее земных, распорядок дня стандартный. Когда вторая Салактиона убирается на ту сторону, у нас – день, полеты, полевые исследования и работы на станции. Я спать восемь часов уже не могу, потому по ночам тоже работаю.
Лев Саныч сделал паузу, хозяйским взглядом осмотрел лабораторию.
– Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет!
Никаких стульев в лаборатории не было и в помине. Моника и Кутельский беспомощно огляделись.
Лев Саныч хлопнул себя по лбу и без обиняков перешел с Кутельским на «ты».
– Сгоняй, с улицы притащи.
Пока Чарли ходил за стульями, Лев Саныч маленькими глоточками пил кофе и с удовольствием разглядывал Монику. На девушке по-прежнему был фартук, и геолог фантазировал на тему: «А как она будет смотреться в одном только фартуке?»
Моника медленно ходила по проходу вдоль экрана, изучая изображение Салактионы. Ее кофе остывал.
Кутельский поставил свой стул рядом с креслом геолога, подчеркивая, что он второй по званию на планете.
– Не знал, что такие экраны еще существуют. Монохромные.
– Зато батареи хватает на 21 день, а в цветном режиме – только на 8 часов. У меня тут, Чарли, нет атомного реактора. Только солнечные панели.
Молодежь продолжала пялиться на экран. Абуладзе сделал еще глоток и продолжил:
– И потом. Насмотришься за день в экран, кошмары снятся. Пусть уж лучше черно-белые, чем цвет…
Абуладзе умолк, приподнялся в кресле. Теперь и его привлекло изображение на экране. Он задумчиво уставился в пустое место на схеме планеты.
Первой нарушила молчание Моника.
– Интересно, вы на этой планете один, взаперти на станции, а пилот? Заболел?
– Ногу сломал…
– И не скучно?
– Интеллигентному человеку никогда не скучно, – Лев Саныч Абуладзе продолжал рассматривать схему Салактионы, – Исследование образцов, анализ показателей сейсмодронов. Флора, фауна. Да и море тут столько всего оставляет…
– Вы еще и биолог? – Кутельский обернулся к Льву Санычу.
– Да нет, что вы. Так. Вершки. Съедобное – несъедобное…
Абуладзе допил кофе и подошел к кухонному столу поставить чашку. С трудом отыскал свободное место.
Читать дальше