Николай Панов - Судороги

– А то, что мы бы могли… – тут Мартин резко замолчал.

– Не понял? – Альфред резко обернулся и взглянул на Мартина. – Кто это «мы»?

– Ну, Вы… я… – голос Мартина затрясся.

Он понял, что проговорился.

– Ну вот что, молодой человек! – голос Альфреда стал суровым. – «Вы», «я». О чем Вы говорите вообще? Кто это «мы»? Вы меня нашли. А теперь ответьте на мой вопрос: кто вас ко мне подослал? Вы хотите все выведать об иммуниках. Для чего? Вернее, для кого? Для Вашего хозяина? Вот что, теперь поздно. Убирайтесь отсюда! Я ложусь спать!

– Лучше скажите сейчас, – завопил Мартин. – Мы все равно все узнаем!

– Убирайтесь вон! – Альфред указал на дверь.

Мартина буквально трясло. Разговор только завязывался, и вот все рухнуло.

– А бумаги я возьму с собой! – крикнул он, уже находясь на пороге, – Я за них деньги платил! Они теперь принадлежат мне!

– Если сейчас же не уберетесь, – крикнул Альфред, – то я вот этим самым кулаком Вам автограф нарисую под глазом!

Мартина буквально вынесло из квартиры. Он даже не заметил стоявшего рядом Нечаева.

– И больше чтобы шагу Вашего не было здесь! – Альфред на полшага вышел из своей квартиры.

– А ко мне, я думаю, это не относится? – раздался наконец голос Нечаева.

– Александр Павлович! Да никак ты? – Альфред увидел наконец друга.

– Да вот, собственной персоной, понимаешь, – проговорил Нечаев, обнимая опешившего друга. – Войти-то можно?

– Да ну конечно! Входи! – Альфред впустил друга в комнату.

– Слушай, а я ведь себе места не находил, – оправдывался Нечаев за столь поздний визит.

– Да ладно, хорошо, что пришел, – ответил Альфред. – Ну негодяй!

– Кто?

– Да ты его только что видел.

– Это вот этого? Который только что убежал от тебя? – Нечаев кивнул на дверь.

– Да, этот, – Альфред ходил по комнате.

– Да ты чего так разволновался? Делай как я! – и с этими словами Нечаев уселся в кресло.

– Может, ты и прав, – произнес Альфред, глядя на Нечаева. И тоже уселся на диван.

– Он чего, довел тебя до «икоты»? – с иронией в голосе спросил Нечаев.

– Александр Павлович! – Альфред вздохнул. – Вам все шуточки. А он, между прочим, интересовался иммуниками. Вот так! И я чувствую, что не только он. За ним целая группа. Он так, подосланный.

– А это как так получилось? – спросил Нечаев.

– Да вот так и получилось. Ах! Да чего там говорить! – Альфред хлопнул себя по ляжке. – Понимаешь, мемуары он мои отыскал! Причем далеко не здесь, а у моря! Мария Михайловна умерла! Я и не знал. Ну захаживал я к ней несколько дней. Алексей меня с ней познакомил. Приветливая такая бабуля. Разговаривали, чай пили, а иногда и наливочкой угощала. Ну вот я и решил ей эти мемуары подарить. В них-то ничего особенного не написано. Я даже имена изменил. Но суть-то одна! Иммуноандроиды! А я-то жизнь просто описывал!

– Слушай, Альфред, – перебил его Нечаев, – а как они к морю попали? Ведь насколько я знаю, наша-то бабуля здесь живет.

В голосе Нечаева звучала и тревога и вопрос. Но ведь он был прав!

– Перед смертью, якобы, она их передала своей подруге, – произнес Альфред. – Это мне сказал этот тип.

– А почему, в таком случае, она их не возвратила тебе? – задал законный вопрос Нечаев.

– Дареное обратно не возвращают, – ответил Альфред. – Она видела в моих записях только художественную сторону. А вот когда они попали теперь к этому типу, то все стало иначе! Вот так, Александр Павлович!

– Да, дела, – только и смог произнести Нечаев. – А я ведь как никто другой знаю одно! Как ты трудишься над ними!

– Да, знаю, – произнес Альфред. – И, признаться, я кое-что нашел!

Браун считал себя хорошим пловцом. Он неплохо ориентировался под водой. Мог долго держаться под водой без акваланга. Частенько плавал с дельфинами. Том был его другом и единомышленником. Как-то Браун сильно заболел, высокая температура, буквально жар. В те дни Том был рядом. Он хотел было позвать на помощь врача, но Браун был против.

– Никаких врачей, Том! Я чувствую. Нет, я просто уверен, что ничего не надо. Организм должен справиться сам.

– А если будет хуже? – беспокоился Том.

– Хуже не будет, потому что хуже не бывает, – пытался отшутиться Браун.

Это была горькая шутка. Но ему было теперь далеко не до них. Ему было тяжело. Том, все-таки не выдержав страданий товарища, позвал на помощь врача. Прибывший врач, осмотрев Брауна, сделал ему укол, дабы сбить температуру. После этого Браун более недели не мог прийти в себя. Он чувствовал тошноту и слабость.