Константин Образцов - Единая теория всего

– «Курвуазье» есть?

Пекарев понимающе подмигнул, кивнул и крикнул:

– Паша! Сделай товарищу капитану «Курвуазье». И мне тоже плесни, за компанию.

За стойкой парень с ушами, которые как будто прожевал и выплюнул бультерьер, вынул откуда-то снизу округлую граненую бутылку, сверкнувшую, как бриллиант. Через минуту на столике появились два широких бокала с коньяком, два стакана, бутылка «Боржоми» и блюдечко с лимоном, нарезанным мощной, старательной, но неумелой рукой. Я поднял бокал и вдохнул. Вальяжный насыщенный аромат закружил голову: пахло солнечными виноградниками, старой кожаной мебелью, гаванской сигарой и искушением.

Мы молча чокнулись, выпили и закусили безжалостно истерзанным лимоном.

– Костя сказал, ты тоже самбист?

– Занимался в молодости. На КМС сдал, мастера не успел получить, ушел в армию.

– Ясно. А за какой клуб боролся?

– За «Динамо».

– А сейчас занимаешься?

– Так, иногда, для себя. Толя, ты же не про спортивные достижения хотел со мной поговорить, верно? Давай ближе к делу.

Пекарев согласно кивнул.

– Верно, давай по делу.

Он покрутил бокал с коньяком, посмотрел в окно, взглянул на меня и сказал:

– Как ты догадываешься, речь пойдет про Борю Рубинчика. Он со мной работал.

Я молча ждал.

– У него из сейфа кое-что пропало.

Я достал сигарету. Пекарев лязгнул крышечкой золоченой бензиновой зажигалки, дал мне прикурить и закурил сам.

– Короче, Боря держал у себя общественные деньги. Не просто держал, а, можно сказать, управлял финансами коллектива: распределял, переводил в облигации, валюту покупал. На момент налета у него скопилась приличная сумма.

– Сколько? – спросил я.

– В долларах триста тысяч, и еще полтора миллиона рублями и облигациями, плюс-минус тысяч десять.

Я предполагал, что у Бори взяли немало, но таких сумм не мог и представить. В одно пекаревское «плюс-минус» укладывалась моя зарплата лет так за пять.

– За эти деньги можно убить десять Борюсиков, – заметил я.

Пекарев энергично замотал головой.

– Нет, это не мои, отвечаю. А никому больше Борю убивать нужды не было. Хотя вопросы у меня по этому делу есть, но другие. Первое – то, что он сам эти деньги отдал. Все же знают, что в городе какие-то казачки нахлобучивают деловых. У Рубинчика специально на такой случай было двадцать тысяч отложено. Ладно, это, предположим, он объяснил: один из этих казаков-разбойников позарился на картину и сейф нашел, ну а Боря – не герой-партизан, да и деньги, даже большие, – не полковое знамя, чтобы за него умирать. Объяснение так себе, потому что, насколько я знаю, никогда раньше эти ребята ничего, кроме денег, не брали. Но допустим.

– Кто-то из ваших знал про сейф за картиной?

– Только если Боря сам сдуру кому-нибудь проболтался, что на него не похоже. Где сейф и есть ли он у Рубинчика в квартире, даже я не знал. Можно было бы предположить, что он спьяну какой-нибудь бабе про него рассказал, но такого точно не мог сделать тот Боря, которого я знал.

– Опыт показывает, что как раз те, кого мы хорошо знаем, могут удивить сильнее всего. Про первый вопрос я понял, но ведь есть и второй?

– Да, и непростой, я бы сказал. Примерно через неделю после налета дошла информация, что Боря по своим каналам активно интересуется возможностью срочно выехать за границу. Положение сейчас сам знаешь какое, КГБ закрыл все дыры, даже такие, о которых никто и не вспоминал уже годами. У нас все поставки остановились. Дошло до того, что несколько дней назад ко мне чекист приходил, бровастый такой, с челюстями. Жевалов, кажется. Разговаривал как со ссученным, приказал, чтобы, если в нашей системе координат появится этот пропавший ученый с девицей, я немедленно ему позвонил. Потом оказалось, что комитетские ко всем приходили, кто имеет какой-то вес в обществе и работает с заграницей. Ну, я не отказался, конечно. КГБ ни зла, ни добра не забывает, почему бы и не помочь Родине. И вот представь, что в этой ситуации Рубинчик начинает метаться, будто ему приспичило. В сочетании с очень странно пропавшими миллионами выглядит, мягко говоря, некрасиво. Ну, мы же не звери, допросов с пристрастием устраивать не стали, но наблюдение я поставил, чтобы, если он вдруг рванет куда-то с чемоданами, успели перехватить. Выделил на такое дело машину и пару бойцов. Дальше – больше. В первую же ночь мой человек, который дежурил у дома Борюсика, заметил неприметную такую «копейку», которая стояла напротив него, по другую сторону входа во двор. И два человека в салоне. Ну, пока мой боец соображал, что по этому поводу предпринять и нужно ли вообще что-то делать, его тоже заметили: из «копейки» вышел какой-то мужик, не спеша подошел, попросил прикурить и так же спокойно удалился. Номер мой наблюдатель переписал. Комитетская машина.